Неаполитанские хроники

Однако шагов за пятьсот до Поццуоли на краю обочины поднимаются на ноги трое или четверо сидевших там бездельников; один из них протягивает вам фигурку египетского божка, другой показывает античную монету, а третий кричит:

— Храм Сераписа, ваше превосходительство!

Тот, что с египетским божком, и тот, что с античной монетой, отстают от вас шагов через сто или сто пятьдесят, в зависимости оттого, насколько быстро едет ваша коляска. Но вот со служителем храма Сераписа дело обстоит иначе: поскольку обиталище бога здоровья находится на другом конце города, то, пока вы не миновали Поццуоли и не выехали на дорогу в Байи, этот человек надеется, что сможет завладеть вашим вниманием; ничто не обескураживает его, он бежит, цепляясь за коляску и подстраиваясь под бег лошадей, и на все, что вы можете сказать ему в попытке отделаться от него, отвечает все более и более запыхавшимся голосом:

— Храм Сераписа, ваше превосходительство! Храм Сераписа, храм Сераписа!

Вы кричите ему, на сей раз по-итальянски:

— Да видел я твой храм Сераписа и не раз! И колонны твои, изъеденные морскими моллюсками, видел и не раз! И воду твою минеральную пил и не раз!

В свой черед, не понимая тосканского наречия, он отвечает вам на неаполитанском диалекте:

— Храм Сераписа, храм Сераписа!

На подъезде к Поццуоли вновь появляются попрошайки первого разряда. Если не возражаете, мы разделим попрошаек на три разряда.

1°. Попрошайки, клянчащие милостыню.

2°. Попрошайки, норовящие во что бы то ни стало показать вам античные развалины или всучить вам позеленевших божков и порыжевшие монеты.

3°. Попрошайки, домогающиеся должностей, орденских лент и милостей.

Вы можете сказать мне, что пронумеровать неаполитанских попрошаек лучше было бы в обратном порядке.

Право, нет! Попрошайку, жаждущего продать свою совесть или свой голос, я ставлю ниже попрошайки, жаждущего продать вам своего позеленевшего божка или свою порыжевшую монету; попрошайку, которому безразлично, у кого клянчить камергерский ключ, орден или министерский пост — хоть у Франциска II, хоть у Виктора Эммануила, я ставлю ниже попрошайки, который клянчит монетку у прохожего, независимо от того, француз это или англичанин.

Так что я сохраню предложенную мной нумерацию.

На мой взгляд, политик-царедворец является худшим из попрошаек.

Простите за это отступление, а точнее, за это исповедание веры. Вернемся к попрошайкам первого разряда.

Остерегайтесь небольшой часовни, которая стоит по левую сторону от дороги и в глубине которой, на облицованной изразцами стене, намалеваны распятый на кресте Христос, истекающий кровью, и стоящий у его ног господин в васильковом одеянии, показывающий своему сыну это плачевное зрелище.

Именно там вас поджидает шайка попрошаек первого разряда, гремя кружками для подаяния.

В Поццуоли вы въезжаете в сопровождении царской свиты и посреди целого хора жалобных стенаний, звучащих на все лады, от фа до ре:

— Умираю от голода!

— Сжальтесь над бедным слепцом!

— Не забудьте о несчастном калеке!

— Подайте монетку вдове с одиннадцатью детьми!

— Подайте милостыню семидесятичетырехлетнему старику, на иждивении у которого отец и мать!

Но, перекрывая эти стенания, звучит голос вашего чичероне, который кричит:

— Храм Сераписа! Храм Сераписа! Храм Сераписа!

Однако еще хуже то, что, подъехав к городским воротам, вы обнаруживаете, что они заставлены пустыми колясками, которые стоят там в ожидании, готовые сцапать путешественников, словно замершие в ожидании пауки, готовые прыгнуть на муху.

Конечно, полиция могла бы заставить их встать по обе стороны дороги, тем самым освободив проезд, и все, в первую очередь извозчики, сочли бы это правильным, но, увы, полиции в Поццуоли нет с того дня, когда умирающий Сулла, желая немного развлечься перед смертью, приказал удавить здешнего градоначальника, отказавшегося заплатить ему налог.

Миновав ворота, вы думаете, что теперь можно пустить лошадей рысью. Не тут-то было! В Поццуоли разбирают мостовую; не знаю, как объяснить это явление, но здесь всегда разбирают брусчатку на улицах и никогда не укладывают ее снова. Как вы понимаете, вам хочешь не хочешь придется сойти с коляски. Засуньте руки в карманы и придерживайте свой носовой платок, если вы сморкаетесь; свою табакерку, если вы нюхаете табак; свой кошелек, если в нем есть деньги. Один очень почтенный господин уверял меня, что у него прямо с носа украли очки. Когда их украли, он, будучи близоруким, не смог указать на вора и остался с носом.

Итак, вы оказываетесь посреди ужасающей сутолоки, в окружении попрошаек, рабочих, разбирающих брусчатку, грабителей, ослов, мулов, телег, торговцев яйцами и морковью; доморощенных чичероне, один из которых жаждет показать вам амфитеатр, а другой — кафедральный собор; извозчиков, которые кричат вам: «Байи! Кумы! Озеро Фузаро!» и голоса которых перекрывает голос вашего первого чичероне, по-прежнему вопящего:

— Храм Сераписа! Храм Сераписа! Храм Сераписа!