По левую руку от вас виднеется пещера; оттуда выходит какой-то отшельник. У этого славного отшельника крайне скверная репутация; когда спускается ночь и дорога становится пустынной, он, говорят, любит посмотреть, какое время показывают часы у путешественников, и проверить, сколько денег у них в кошельке.
Он просто-напросто встает поперек дороги.
В первые три дня вы подавали ему милостыню, но теперь, приняв во внимание нелестные сведения о нем, вы довольствуетесь тем, что кричите кучеру:
— Погоняй! Погоняй!
Кучер нехотя подчиняется приказу. Неаполитанские кучера питают большую слабость к своим нищенствующим землякам по той причине, что те вымогают подаяние не у них, а у путешественников.
Славный отшельник, не желая оказаться раздавленным, с ворчанием отходит в сторону. Если вам нужно будет проехать мимо его скита поздней ночью, позаботьтесь взять с собой хороший револьвер.
Шагов через сто вы останавливаетесь при виде выкрашенной в белый цвет доски с надписью на французском языке.
Вот текст этой надписи, состоящей из двух строк:
Надпись эта является предметом спора между нами и городскими властями.
Как так, в Неаполе, городе ученых, ученые несведущи настолько, чтобы не знать, что этот грот представляет собой просто-напросто подземный коридор, проложенный Лукуллом, дабы переходить с одной стороны горы на другую, и что Сеян, министр Тиберия и чуть ли не его зять, не имел никакого отношения к этому туннелю, проложенному могущественной рукой победителя Митридата?
Это что касается первой строки надписи
Художник-каллиграф, украсивший эту доску великолепными прописными буквами, перевел слово «scuola»[30]
как «скала»; что ж, вольному воля. Однако тут мы вновь взываем к властям: вам обещают «скалу Вергилия», и вы полагаете, что увидите подводную скалу, у которой потерпел кораблекрушение автор «Энеиды», возвращаясь из поездки то ли в Брундизий, то ли в Афины, а вам показывают одну из тех круглых скамей, которые древние именовали школами, поскольку, сидя на них, десяток простаков, называвшихся учениками, слушали трех или четырех краснобаев, называвшихся философами.В таком просвещенном городе, как Неаполь, с подобными невероятными глупостями мириться нельзя. Это допустимо во Франции, где данный факт общеизвестен, но в Неаполе все французы крайне невежественны.
Ни о Лукулле, проложившем этот сводчатый туннель, ни о его доме нет и речи.
Если вы заговорите о доме Лукулла с парой чичероне, которые показывают туристам грот Сеяна, то они наверняка ответят вам так, как ответил мне житель Франкфурта, которого я попросил показать мне дом Гёте:
— Сударь, я не знаю такого банкирского дома; вероятно, он более не существует или потерпел крах.
Это еще одна сторона попрошайничества; однако тут дела посерьезнее, поскольку в данном случае оно осуществляется при ручательстве со стороны правительства и ради большего самодовольства двух невежественных и ленивых пройдох.
Мы обращаемся к министру народного просвещения с просьбой дать удовлетворение науке, сменив надпись при входе в вышеупомянутый туннель, и, вместо написанных на доске слов
III
Поскольку вы увидели грот Лукулла, путь даже под именем грота Сеяна, и круглую скамью, именуемую скалой Вергилия, хотя никакая надпись, никакой барельеф не предлагают ее вашему вниманию, и поскольку — за исключением двух амфитеатров, один из которых являет собой чудо великолепия и изящества, и виллы Лукулла, о которой вам не скажут ни слова и которая, тем не менее, заслуживает интереса, — так вот, поскольку, помимо этого, ничего особенно любопытного там более увидеть нельзя, вы возвращаетесь через тот же знаменитый сводчатый туннель, на расчистку которого король Фердинанд II потратил семьдесят четыре тысячи дукатов, что говорит о его просвещенности и склонности к искусству, и продолжаете свой путь, с которого вам пришлось на короткое время сойти, чтобы совершить эту экскурсию по другую сторону Позиллипо.
И тут следует отдать должное царящему на дороге спокойствию: если не принимать во внимание трех или четырех сорванцов, жирных и упитанных, которые поджидают вас в конце спуска и бегут рядом с вашей коляской, самым жалобным тоном выкрикивая: «Morti di fame!»,[31]
а также бродячего харчевника, расположившегося со своим столом прямо посреди дороги и жаждущего, чтобы вы сошли с коляски и отведали устрицы с озера Фузаро, вы без особых тревог преодолеваете расстояние в две мили.