Небесная канцелярия

В такие моменты рядом должен находиться куратор, который подхватит малоопытного ангела смерти, довершит начатое, влепит выговор и штраф, чтобы впредь неповадно было. Как находился Аристарх Игнатьевич, когда Аврелию впервые пришлось наблюдать за убийством ребёнка. Но Цицерона, который заявлен куратором, почему-то нет. Аврелию приходится справляться самостоятельно. Внезапно приходит понимание, что ему действительно рано здесь находиться. Хочется отвернуться, сбежать в бездну ада, сорвать с себя униформу, забыть и забыться. Но он стоит над умирающим воином и вдруг чувствует, почти физически, как покрывается первыми трещинами его душа.

Наконец враг наносит удар, добивает юного воина штыком в горло. И одновременно Аврелий наносит удар мечом, отсекая душу от тела.

Ему едва хватает сил открыть коридор перехода. Слишком много смертей, насильственных, несправедливых, ему пришлось сегодня увидеть, слишком много душ проводить, следуя чёткой инструкции. Это несопоставимо с обычной рядовой текучкой.

Молодой ангел смерти, стажёр Аврелий встаёт во весь рост на поле боя и расправляет чёрные крылья. Они похожи на крылья летучей мыши, опутанные серой паутиной. Он в который раз удобнее перехватывает меч, вдыхает смешанный с гарью воздух и идёт дальше.

Кажется, никогда не закончится этот день. После изматывающих многодневных дежурств у постелей он воспринимается нескончаемым адом. Но у ангелов смерти нет выбора.

Получив минутную передышку, Аврелий вспоминает про Цицерона. Оглядывается в поисках куратора.

Цицерон опирается на меч, не в силах встать. Рядом с ним ещё не отпущенная душа. Рыжий ангел смотрит на неё, но не может нанести удар. Его губы дрожат, лицо серое, а кожа прозрачная. Аврелий бросается на помощь и быстро, уже отточенным движением отсекает душу, на автомате отправляет её дальше и возвращается к Цицерону. Куратору становится всё хуже, он так и не может подняться, не говоря уже о работе.

– Ты чего?! Вставай!

Над их головами свистят пули, гремят выстрелы, слышны крики. Выругавшись, Аврелий бросается к людям. Что бы ни происходило, работа на первом месте. Он отсекает и провожает одну душу за другой. Не хватает времени, чтобы уделить достаточно каждой, но он уверен, что делает всё правильно, по инструкции. Сейчас этого достаточно. Цицерон, оклемавшись, пытается помочь, но едва способен поднять меч, настолько сложно ему это даётся. В его глазах страх. Аврелий чувствует закипающую ярость: как так, ведь сейчас он работает лучше куратора, который должен был его учить.

Бой заканчивается. Аврелий вытирает пот со лба и сверяется с песочными часами, которые отмеряют время жизни каждого, кто находится рядом. Его одежда испачкана грязью, а на руках и на лице – человеческая кровь. Но он всё сделал правильно. Быть может, не так хорошо, как хотел бы, но правильно.

Он находит Цицерона. Тот лежит среди трупов, почти неотличимый от них. Меч в руках почернел. Аврелий бросается к нему. Серебряные с рыжиной вихрастые волосы словно присыпаны пеплом, кожа посерела. Губы тоже совсем серые, и глаза в мутной патине.

Цицерон фокусирует взгляд на напарнике и даже пробует подмигнуть одним глазом.

– Ну ты даёшь, – шепчет он. – Столько сделать, и всё в одиночку…

– А ты?! – яростно говорит Аврелий, ещё не понимающий, что происходит. – Что ты делал?! Куратор, твою мать…

Он осекается, глядя, как губы Цицерона расползаются, но не в обычной улыбке, а скорее в оскале через силу.

– Будет тебе. Я ведь впервые на войне, Аврелий.

– Как впервые?! Ты же говорил…

Аврелий снова запинается, вспоминая, что Цицерон ведь и вправду никогда не говорил, что был на войне. Аврелий сам это додумал, услышав про смежную специализацию.

– Вот так… я же боялся, понимаешь, – каждое слово Цицерону даётся всё труднее. – Куратор… по кирпичам на голову я куратор, а здесь никто. Я самый посредственный ангел смерти. Не лучше того же Ланселота… так и вышло… не могу я всю эту боль, всю несправедливость, дерьмо это всё человеческое переносить. Не выносит этого моя душа… А я на самом деле так хотел здесь побывать… хоть один раз. Почувствовать что-то… что-то настоящее. Прости, слукавил. Боялся всегда… с тобой не побоялся… это того стоило… да…

Аврелий никогда не видел, как умирают ангелы. По правде говоря, все думают, что ангелы бессмертны. В принципе, так и есть, до тех пор, пока душа ангела не столкнётся с тем, чего не сможет вынести. Аврелий склоняется над Цицероном, приподнимает его на руках. Меч Аврелия лежит рядом, на трупах, в человеческой крови.

– Но как же… как Аристарх тебя отправил со мной?!

Цицерон растягивает губы в жуткой тающей усмешке. На щеках его тонкими трещинками проступает серая паутина.

– Это тебя он со мной отправил. Аристарх… он нас всех насквозь видит. Понял, что толку из меня не будет. А ты другой. Давай… удачи.