Неизвестная. Книга первая

— Яков Григорьевич Блюмкин, прошу любить и жаловать, — сказал Дзержинский ошалевшим от неожиданности чекистам, похлопал Костю, или, точнее, Якова по плечу и добавил: — Впрочем, сильно любить вовсе не обязательно.

— Здравствуйте, товарищи, — это все, что смог сказать в тот момент Блюмкин.

Маски были сброшены, и Яша — он же Костя, он же Максим, он же Симха — даже представить себе не мог, что для него эта чехарда с переодеваниями только начинается. И ему еще предстоит побывать в шкуре комбрига Белова и криптографа Владимирова, и ювелира Исаева, и владельца палестинской прачечной Гурфинкиля, и даже примерить тивару буддийского монаха Кончека. Но все это будет потом, а пока коллегия ВЧК отпустила ему все прежние грехи и благословила на новые. Наградила и направила его, как проверенного и заслуженного героя революции в академию РККА.

Ох уж этот Блюмочка… Яша Блюмкин… На самом деле он обожал все эти переодевания, гримы, накладные усы и парики… Знаете, он каждое утро себе «красоту наводил»… Что вы смеетесь? Он так сам эту процедуру называл. Зато, говорил он, у врагов замешательство случится, когда его разные люди описывать будут. И ведь прав он был. Ведь прав…

Наверное, именно за это умение менять внешность и путать карты врагам Дзержинский его и приметил. Яша как нельзя лучше подходил для той большой игры, которую задумал Феликс.

Вы же знаете, что революцию в октябре делали не одни большевики. С ними и анархисты были, и левые эсеры — социалисты-революционеры то есть, и прочие примкнувшие. А когда из слабеющих рук либеральной шушеры, что называла себя «временным правительством», власть вырвали, то попутчики вроде как и лишними стали.

Дзержинский раньше всех понял, что рано или поздно от балласта нужно будет избавиться. Гэтовился к этому. А пока в самое сердце партии эсеров своего человека пропихнул — Яшу Блюмкина. Придумал ему легенду, документы на имя Владимирова Константина Константиновича, левого эсера, выправил. И якобы от одесской организации в питерский комитеї пристроил. На самом деле Яша в Одессе ни разу и не был, но кто будет это в революционной суматохе проверять? Да и в Одессе вскоре Антанта высадилась, оккупацию устроила. Так что Владимирова почти не проверяли. А когда он себя как очень надежный товарищ показал, то и совсем охота проверять его у эсеров отпала. Работает человек, взносы платит, партийную дисциплину соблюдает и политику партии в массы несет.

И должность у него важная… Фактически начальник собственной безопасности ВЧК. Ценили его эсеры, очень ценили. А Дзержинский ждал. И дождался. На доске фигуры так как надо выстроились, и Феликс Эдмундович шах и мат объявил.

Вы же помните, с чего разгром левых эсеров и анархистов начался''

Правильно, с убийства немецкого посла Мирбаха. А кто в него из нагана стрелял, а потом бомбу бросил? Правильно, левый эсер Блюмочка, он же Владимиров… А кто ему приказ отдал? Как — не знаете? Ну тогда я вам подскажу — Феликс Эдмундович. Лично.

Вы об этом Наталью Розенель, вдову Луначарского, расспросите. Она вам расскажет… Откуда ей-то известно? Так ей сам Блюмкин про это… Лично.

Троцкий, который случайно узнал о роли Владимирова-Блюмкина в этой истории, предлагал Яшу на растерзание эсерам отдать. Дескать, материал отработанный. Но Феликс решил такого способного агента в живых оставить. Прикрывал всячески.

За гнусную провокацию эсеры его убить хотели. Несколько покушений устроили, но ведь выжил Блюмочка. Не ошибся в нем Железный Феликс. А Троцкий вдруг разглядел в Блюмкине «буревестника революции»… То «отработанный материал», то — «буревестник». Такой он, Лев Давидович, был ветреный… Даже помощником своим Яшу назначил. Только все это потом было. Потом… А пока…

— У вас, Яша, неделя отпуска, а потом за учебу, — сказал Дзержинский, когда члены коллегии разошлись. — Восточному отделению необходимы такие люди.

— Феликс Эдмундович, — Яков посмотрел на начальника, — а можно…

— В Питер хочешь? К ней? — привычно прищурил глаз Дзержинский.

— Да, навестить, — кивнул Блюмкин. — Мне Бехтерев писал, что у нее заметный прогресс. Очень заметный.

— Хорошо. У нас завтра в Петроград Глеб отправляется. Бокий. С ним и поедешь.

— Спасибо, Феликс Эдмундович, — улыбнулся Блюмкин и торопливо направился к выходу.

— Да, вот что, Яша, — остановил его Дзержинский. — Помнится, ты мне про офицерика рассказывал…

— Кого? — обернулся Яков.

— Лектора-гипнотизера…

— Про Варченко?

— Да, про него. Если он жив, сведи его с генералом…

— Он жив. Я попросил одного товарища из петроградского ЧК за ним приглядеть…

— Это очень неплохо. Пусть Бехтерев с ним познакомится. Заодно шепни Владимиру Михайловичу, чтобы он к этому Варченко присмотрелся… Стоит он того, или просто языком мелет… Ну а если стоит, попроси генерала его к себе под крыло взять… Может, у них что-то и получится.

— Хорошо, Феликс Эдмундович. Я их сведу.

А сам подумал: «Хитер Дон Кихот. Никогда ничего просто так не делает».