Неизвестная. Книга первая

«Вот бы сейчас меня Мария увидела», — подумал он.

— Николай Архипыч, — Вася помахал над головой папкой дела.

— Что там? — спросил Данилов.

— Как вам… — открыл он папку и зачитал: — «Струтинский Гай Вонифатьевич, тысяча восемьсот девяносто девятого года рождения». Может брат?

— Я так понял, старик Струтинский себя Цезарем мнил…

— Как это?

— Гай в девяносто девятом… Юлия в девятисотом… Цезаря-то Гаем Юлием звали.

— Вот дает Вонифатий! — рассмеялся Вася.

— Давай, — протянул Данилов руку за папкой, — познакомимся с гражданином Гаем Струтинским…

*****

Он пришел домой поздно вечером, около одиннадцати. Она ждала его.

Ужин стоял на столе и был еще теплым.

— Как же ты умудрилась? Сама устала, наверное.

— Ты же знаешь, — улыбнулась она. — У нас так принято.

— Знаю, — поцеловал он ее. — Спасибо.

— За что? — искренне удивилась она. — Ты же еще не кушал.

— Все равно спасибо, — он прижал ее к груди и постоял так мгновение, стараясь запомнить это ощущение. — За то, что ты есть, спасибо.

За ужином она была очень мила, рассказывала что-то о своем начальнике- самодуре, шутила, коверкая и путая русские слова, смеялась над своими шутками. Он смеялся вместе с ней, и все смотрел и смотрел на нее, не в силах отвести взгляда.

— Мне надо уехать, — сказал он, и она перестала улыбаться. — Ненадолго.

— Когда? — спросила она серьезно.

— Завтра. Но это ненадолго.

— Ты уже это говорил, — сказала она.

— Но это, правда, ненадолго. Постараюсь обернуться за неделю.

— Хорошо, — кивнула она.

— Ты поживешь здесь?

— Ты хочешь, чтобы я переехала? Совсем? С вещами?

— Да. Хочу.

— Замуж зовешь?

— Замуж.

— Надо подумать… Ты поел?

— Да, — сказал он. — Спасибо. Все вкусно.

— Я титан истопила. Быстро в ванную и в постель, — скомандовала она шутливо.

— Есть, мой генерал! — ответил он ей в тон.

Вначале Данилов решил, что у Марии прибалтийский акцент. Немудрено, прибалтийские республики только-только вошли в состав CCCР люди стали свободно перемещаться по своей новой огромной стране. Много их оказалось в Москве. Кто-то поехал за лучшей жизнью в Новгород, кто-то на учебу в Самару или Ленинград. А кого-то из тех, кто не захотел принять волю народа, решившего присоединится к Союзу, повезли в Сибирь, на выселки, для перековки. Так что жителей Эстонии или Латвии в столице встретить было несложно.

Однако Данилов ошибся.

Акцент у нее не прибалтийский. Мария была хорваткой.

Он, конечно же, проверил ее данные, тем более что на то у него было полное право и все возможности. Ее имя было Мария Орсич. Она оказалась в Союзе всего восемь месяцев назад. Ее мужа, коммуниста Златко Орсича, в прошлом, тридцать девятом году убили хорватские националисты — усташи. Марии так же угрожала большая опасность, но товарищи вывезли ее сначала в Белград, а потом через Болгарское царство в Советский Союз, в Москву.

Здесь жене коммуниста выделили койку в двухместной комнате общежития Коминтерна и устроили на работу в чертежное бюро, благо у нее были нужные навыки. Язык она учила быстро, только порой путала ударения, ставя их как бог на душу положит, но это было даже забавно.

Полгода она честно трудилась у кульмана, обживалась на новом месте в новой стране, находила общий язык с соседкой по комнате, негритянкой из Франции по имени Жюстин, которая просила называть себя Фросей. Мария знала немецкий и немного французский, но Жюстин-Фрося категорически отказывалась разговаривать на «языке буржуа и империалистов» и требовала только русского. Это стало хорошей практикой для Марии.

А на работе она «выдавала норму», ругалась с начальством, ходила на партийные и профсоюзные собрания, а попутно отбивалась шутейно от холостяков-ухажеров из бюро, пока однажды, на авиапараде в Тушино, не встретила его.

Так что Мария была проверенным хорватским товарищем, а Данилов был счастлив. Они — люди взрослые, и оба прекрасно знали, чего им хочется. Однажды это случилось, и с тех пор каждое утро Николай просыпался с идиотской улыбкой на лице. Ведь любовь, говорила Мария, это «твией будале» — два дурака, которые больны друг другом.

Вот уже почти три месяца они были вместе. Вот уже месяц, как Мария иногда остается на ночь в служебной квартире Данилова. Вот уже неделя, как Николай мечтает о том, чтобы Мария согласилась выйти за него замуж. Дважды за эту неделю он делал предложение и дважды Мария говорила, что подумает.

— Разве нам плохо вместе? — спрашивала она.

— А разве, если мы распишемся, будет хуже?

— Еще года не прошло, как мой Златко… — говорила она.

И Данилову становилось стыдно, будто бы это он виноват в гибели ее мужа.

— Значит, так было надо, — успокаивала она себя и его.

— Значит, так надо, — соглашался он.

Почти три месяца они были вместе, и вот теперь им предстояло расстаться. Для Николая это было тяжело, словно отрывалось по живому. И хотя он знал, что разлука будет недолгой, сильно переживал.

Но работа — есть работа… Потерпит он. А в разлуке их чувства только закалятся. Так уверял себя Данилов и временами даже действительно в это верил.

*****