Неизвестная. Книга первая

— Я думаю, — сказал Варченко, — тут все дело в никотиновой кислоте. Зависимость.

— Так с любой зависимостью можно бороться, — сказала Юля. — Вон Бехтерев даже алкоголиков гипнозом лечит…

— Алкоголики что… алкоголики тьфу… — помахал рукой, разгоняя остатки дыма, Кузминкин. — Я же к Владимиру Михайловичу обращался. Помните, вы. Юля, меня по осени саркомой легкого пугали. Так я на другой день к нему побежал. Он сеанс провел. Выспался я у него, как давно не высыпался, а как проснулся и от него вышел, так первым делом за цигаркой потянулся. Не сумел он.

— Да, — усмехнулась Маркова. — Иногда медицина бессильна.

— Ладно, — Наталья подвинулась на лавке. — Степан, садись уже. Чай остывает.

— Юля, будь любезна, передай мне чаю, — попросила Струтинскую Эль.

Девушка взяла наполненную Варченко кружку, и в этот момент Маркова как-то неловко повернулась, словно невзначай чуть подтолкнула Струтинскую под локоток. Юля охнула, ее качнуло, кружка опрокинулась, и кипяток вылился прямо на случайно оказавшуюся здесь руку Наташи.

— О, господи! — воскликнула она. — О, господи! — и потеряла сознание.

Кузминкин едва успел ее подхватить, а то разбилась бы, падая с лавки.

— Наташа, что с тобой? — испуганно бросился к жене Варченко.

— Что же ты наделала! Корова, — заругалась Маркова на перепуганную Юлю.

— Это же ты… — гневно посмотрела на нее Эль. — Это ты!

— Не говори глупостей, — огрызнулась Маркова. — Все же видели, что это она, неумёха…

— Нет, — упрямо сказала Эль. — Это ты.

— Да какая разница, — прикрикнул на женщин Тамиил. — Лида, ты врач! Делай уже что-нибудь!

— Жене своей будешь указывать, — резко ответила Маркова, но достала свой саквояж.

— Что-то ты разбушевалась, Лидочка… — сказал Кузминкин, укладывая бесчувственную Наташу на лавку.

— А ты бы, вообще, помолчал бы, — Маркова так посмотрела на чекиста, словно хотела ему во лбу взглядом дыру пробуравить.

— Вот это да… — хлопнул ладонью по столу Кондиайн.

— Лидия Николаевна, вы забываетесь, — сказал Варченко. — Возьмите себя в руки. И немедля. У вас пациент в бессознательном состоянии. Вы обязаны ему помочь, а уже потом выясним кто, что да как…

— А не пошли бы вы все подальше! — сказала Лида.

— Вот это да… — Тамиил снова хлопнул по столу, словно муху припечатал.

А Юля вдруг посмотрела на Наташу, потом на Лиду и сказала:

— Камень. Брошен. В воду…

*****

Кочегар паровозика, бойко тянувшего состав, в последнем вагоне которого назревал довольно серьезный и неожиданный скандал, как раз зацепил широкой лопатой черный глянцевый уголек. Он подождал, пока помощник машиниста дернет за рычаг притвора, раскроет стегнувшую жаром топку, и отправил новую порцию угля в огонь.

Он был похож на черта в аду, который старательно разжигает костер под котлом с грешниками. Мокрый от пота, черный от гари и угольной пыли, он метался от угольного тамбура к топке и обратно и все подбрасывал и подбрасывал уголь.

— Будя! — наконец сказал машинист, и кочегар устало опустился на угольный гурт.

— Что, брат, запалился? — спросил его помощник машиниста.

— Да не, ни че, — ощерился кочегар. — Мы Юденича не испугались, а тут все просто — бери больше, кидай дальше. Эх, если бы не контузия, я бы показал…

Но что хотел показать бывший солдат, а теперь, после серьезного ранения, кочегар Северо-Западной железной дороги, так и осталось тайной.

Паровоз подбросило. Он на мгновение оторвался от железнодорожного полотна, завис в воздухе, словно и впрямь решил улететь. Скорость была приличная, и некоторое время его несло вперед, но сила тяготения накренила его, и он начал заваливаться на левый бок.

— Держись! — крикнул машинист, но сам не успел ухватиться за поручень, и его выбросило из кабины.

— Твою мать! — заорал помощник.

А кочегар только вцепился руками в дверцу, как угольный тамбур начал заваливаться вслед за паровозом. Уголь посыпался на него и через мгновение накрыл тяжестью.

Паровоз еще не коснулся земли, когда вниз потянуло первый вагон, за ним второй, третий… Волна прошла по составу, опрокидывая один вагон за другим. Груженый товарняк на хорошей скорости сходил с рельсов, и ничто в мире было не в состоянии этому помешать.

Что творилось в это время в последнем вагоне, не трудно себе представить. Узлы, тюки, люди, посуда — все сорвалось со своих мест и сначала бросилось вперед, по ходу поезда, а потом отлетело назад, к задней стенке теплушки. Как не опрокинулась печка, так никто и не понял, зато многим досталось от того злополучного чайника, который, щедро поливая людей кипятком, носился по теплушке.

В это мгновение состав выгнулся дугой и рухнул с насыпи. Паровоз ударился о землю, заклепки срезало словно ножом, бак помялся, треснул и взорвался. Взрывом тамбур подбросило. Кочегар вместе с углем, большими кусками порванного металла, ветошью, брызгами кипятка и мазута взлетел на воздух. Падая, он врезался в колючие кусты, щедро оставляя на голых ветках лоскуты собственной кожи.

Шмякнулся об землю.

Услышал, как в левой ноге хрустнула сломанная кость.

Зашелся криком от резкой боли.