Некоторые спорные вопросы общей и германской просодики

То обстоятельство, что англ. pity состоит из двух слогов, но на слоги не делится, не требует подтверждения методами инструментальной фонетики и могло быть предсказано из анализа односложных слов: поскольку в английском не допускаются слова типа [pi], то и слоговая граница не может проходить после [pi], а больше ей проходить негде по определению. Курилович предложил правило, по которому ударный слог в слове должен быть потенциальным словом данного языка [Курилович 1962, 415—416]. Если отстраниться от споров о природе слова и тонкостей слогоотделения, то останется только один принцип: слоги — это отрезки, на которые распадается (или может распадаться) слово при медленном произношении. Если после какого-то отрезка слова нельзя сделать паузу, значит, слог не окончен. Использование этого правила иногда приводит к неожиданным результатам.

Принято считать, что в более поздних древнегерманских языках не было слов типа bi, ba (с исходом на краткий). В готском они как будто допускались, но затем произошло удлинение конечных кратких гласных и такие структуры стали невозможными. Курилович подчеркивает неделимость таких слов, как латинское senex ‘старец’ и древнеангл. wine ‘друг’, потому что они состоят из двух кратких слогов метрически равных одному долгому (к этому вопросу мы еще вернемся). Он высказал парадоксальную мысль, что просодическая неделимость слов типа wine и сделала невозможными односложные слова типа *wi [Курилович 1962, 287—288]. Таким образом, получается, что отсутствие слов *wi и ему подобных привело к неделимости wine, а неделимость wine вызвала удлинение в *wi. Эта остроумная и блестящая гипотеза имеет недостаток, присущий всем гипотезам такого рода: как случилось, что *wi, просуществовав много веков рядом с wine, вдруг «осознало» свою ущербность? Но верно и то, что, отказавшись от идеи Куриловича, надо либо принять, что односложные слова с вокалическим исходом имели долгий согласный всегда (что отнюдь не невероятно), либо остаться без всякого объяснения перехода *wi в wi.

Как бы там ни было, при анализе древнеанглийского материала мы заключаем о неделимости wine по отсутствию таких слов, как *wi (независимо от последовательности событий в далеком прошлом) и если даже в bi и т. п. не от века, то удлинение произошло задолго до возникновения готских памятников.

Если в готском действительно существовал запрет на слово вроде sa ‘этот’ (буква а могла обозначать и /а/, и /а:/) и sa кончалось на [а:], то и sama ‘тот же самый’ не делилось на отрезки sa‑ma и в этом смысле вполне сравнимо с англ. summer ‘лето’, а bairan [beran] ‘нести’ (в том, что касается слогоотделения) так же отличалось от berun [be:run] ‘они несли’, как англ. pity от peaty. Но в готском были геминаты (хотя встречались они сравнительно редко) и даже минимальные пары шведского типа: þata ‘то’ ~ ata ‘отец’, ana ‘на’ ~ Anna (собств. имя) и пр. В древнеанглийском, древнеисландском и древненемецком геминат и, соответственно, подобных примеров зарегистрировано много больше.

Существование во всех этих языках корреляции слогового контакта исключено, поскольку эта корреляция несовместима с геминатами, но не было в них и корреляции слогового равновесия, как в современном шведском, ибо в словах с такой структурой, как в г. nam ‘взял’, не растяжим был ни гласный, ни согласный. Перед нами смесь обоих типов, но на самом деле сходство между древними и современными германскими языками сугубо внешнее, ибо в древних языках было моросчитание, о чем речь пойдет ниже. Но следует учесть неделимость г. porta и аналогичных форм в древнеанглийском, древненемецком и древнеисландском. Очевидно, что когда в среднеанглийском speke(n) ‘говорить’, средненемецком geben ‘давать’ и скандинавском fara ‘ехать’ удлинился корневой гласный, то удлинение произошло не в открытом слоге (как написано во всех учебниках), а просто перед одиночным согласным.