Некоторых людей стоило бы придумать (СИ)

Юри встал на цыпочки и поцеловал мою шею. Под горлом. В щеку. Обвел губами скулу. В закрытые веки — раз и два. В подбородок и в кончик носа.

Потом стянул футболку — я застыл с поднятыми руками, оставив ее на запястьях. Юри скользил пальцами по моей груди, по животу, по плечам. Медленно, невесомо, так мало, что болело, казалось, везде, где он коснулся.

Юри прочертил ладонью по моему животу, коснулся члена — головка вылезла из-под резинки боксеров и текла, у меня колени подкашивались.

Юри аккуратно опустился на корточки. Погладил косточки на бедрах, смял ягодицы и стянул с меня трусы.

Я ахнул, не успев закрыть рот, распахнул глаза — и нихренашеньки не увидел. Темно и точки яркие, как конфетти на Новый Год, везде…

— Можно, я в душ, Юри, пожалуйста, десять часов в аэропорту, одиннадцать в самолете…

— Нет, — тихо сказал Юри. И взял до горла.

Я все думал — если это так заметно, если между нами птицы падают и электроприборы отключаются, то не додумаются ли персоналы отеля поставить в наших номерах скрытые камеры? В ожидании логичного чуда, которое могли предсказать все, все, блядь, такие умные и прозорливые, одни мы с Юри дураки, ага.

Юри обдирал стонами стены и снимал мясо с ребер. Тупым ножом.

Он гнулся, и кусался, и вскрикивал, а потом часто-часто и изодранно так дышал, когда я перебросил его поперек кровати и лег сверху.

Он был, и правда, громкий. И точно на всю голову больной.

Я целовал его, захлебываясь, давясь, пока воздух не кончался, удерживал ладонями лицо, чтобы он не вырвался. Вдыхал — и целовал снова. Как за волосы на допросе — и то в воду, то из воды, говори, сука.

Я пытался сказать ему самым доступным мне языком, как я долго ждал, как я много отдал, как мне насрать и на первое, и на второе.

Юри выл, запрокинув голову назад и вниз, его волосы свесились до пола — кровать в поперечнике для гимнастики была коротковата. Я закинул его ногу на плечо, за вторую держал, и входил медленно, очень медленно, потому что на втором круге Ада всегда засыпает Никифоров и просыпается мазохист. Прошел первый? Завалил? Вынул сердце? Молодец, добро пожаловать на красную кольцевую, не спеши никуда, ждал два года — подожди еще, что тебе теперь пара минут…

— Виктор!

— Аушки, радость моя.

— Виктор, пожалуйста!

Ах, пожалуйста. Да на здоровье.

Он кончил очень быстро, я был уже на втором заходе и держался дольше, скинул темп, чтобы ему не было больно — но ему, кажется, все резко стало до звезды, он плавно качался вдогонку толчкам и постанывал по инерции, глядя на меня мутными, как у новорожденного глазами.

Потом рывком сел, обняв меня ногами, и стал насаживаться, помогая. Я смотрел снизу вверх в его лицо, гладил по щекам, трогал дрожащие губы.

Мне было стыдно, хорошо и так блядски и необъяснимо страшно, что продлилось все очень недолго.

Презервативов и смазки в номере не было. При нас — подавно. Мне хотелось глупо смеяться, это было как много лет готовить убийство, пробраться в комнату спящего врага и понять, что забыл пистолет.

Юри лег щекой на мое плечо и вздохнул.

Я сидел так, пытаясь прийти в себя, пока не понял, что он спит. Он не проснулся, даже когда я осторожно лег, не расплетаясь, и попытался завернуться всей конструкцией в одеяло.

Мы изгадили покрывало. Наверное, еще и весь этаж на уши поставили.

Юри вздрогнул во сне и обнял меня руками и ногами, как удав, крепко и жарко. Я, матерясь, откинул одеяло.

Комната, простыни, моя кожа, его волосы — все остро пахло потом и спермой, и от этого голову вело. Я был уверен, что черта с два сейчас усну. После такого-то.

Никогда так не ошибался.

========== 12. ==========

Арена «Мегаспорт» была здорово на отшибе города, и самым большим преимуществом такого расположения было то, что пока туда из центра доберешься, можно неплохо так посмотреть Москву.

Самым большим недостатком было то, что Юри смотреть Москву не хотел. Из вежливости он слушал и смотрел по сторонам в окно машины, но в основном он занимался тем, что нервно теребил шнурки на своей куртке и беззвучно шевелил губами, считая в уме. Я знал, что если Юри хочет быть на катке — его оттуда не вытянешь, особенно если он физически еще не там.

Я подумывал поменять гостиницы так, чтобы далеко ездить не пришлось.

Паранойя медийной личности еще и подзуживала, нашептывая, что все горничные и коридорные странно улыбаются, глядя на меня и Юри, и переговариваются за спиной.

Не то чтобы я помнил, как краснеть, или чего-то стеснялся. Нет. Все было хуже. Меня посещало достойное ученика старших классов школы желание прилюдно сгрести Юри в охапку и демонстративно засосать.

В общем, я был отвратителен, как все влюбленные люди в социуме. Юри на моем фоне был сиятелен— сосредоточенный, почти злой, собранный и серьезный.

Я пытался напомнить, что на тренировки полно времени. Чуть меньше недели.

Юри напоминал в ответ, что за эту неделю по итогам этапа во Франции уже двое пройдут сразу в Финал, некогда, мол, расслабляться, впереди Москва.