Интересно последнее замечание: его можно напрямую соотнести с более поздним, изложенным в «Немецком духе» представлением о господстве иррационального в современной жизни. Там же – в пятой главе – Курциус описывает иное обстоятельство: врагом гуманизма может быть не только «религиозно-профетическое исступление», но и «агитаторское обывательство», филистерство как орудие в руках угнетательских идеологий. Высказанная в «Кризисе гуманизма» идея о необходимости «сковать в пламени новой эры» два идеала, разъединенные в XV веке, – античный и христианский – вообще, как мы знаем, заняла впоследствии центральное место в культурной программе Курциуса (нельзя ли в какой-то степени заключить, что он и стал тем самым «визионером, исполненным благодати»?), в то время как необходимость каким-то образом доказывать «превосходство» всего европейского решительно отбрасывается: ср. с фрагментом об окончательном преодолении «европейской тенденциозности» из «Немецкого духа».
Далее в своей статье 1918 года Курциус затрагивает вопрос современного искусства:
Весьма характерно, что новое искусство последних дней пытается выразить себя за собственными пределами: эта идея бродит и проникает все глубже; уже очевидно – культура развивается по определенному типу. Молодые художники нашего времени называют себя экспрессионистами. В своих попытках выражаться «экспрессивно» они, как часто может представиться, выдают что-то на уровне детского лепета. Но на деле заявка у них вполне серьезная: окончательно, с корнем они выкорчевывают гуманистические художественные идеалы всех прошлых эпох. Толкователь современного искусства высказывается определенно, без обиняков: «Искусство совершенно не обязано быть человечным; оно обязано прорываться в сверхчеловеческое, в сверхгуманистическое. Мы говорим с точки зрения нашего времени, то есть в относительных категориях, но с такими акцентами, каких заслуживает только абсолют: „Искусство есть дуализм, искусство есть метафизика“ (Вильгельм Гаузенштейн)».
Здесь, как можно заметить, Курциус решительно соединяет этический вопрос (о «человечном» начале или его отсутствии в тогдашнем модернистском искусстве) с эстетическим («выдают что-то на уровне детского лепета»). В более поздние годы его взгляд на художественные средства и их возможности существенным образом расширился: ср., например, с его глубокими и внимательными рассуждениями о дадаизме и «распаде языка» в статье о раннем творчестве Жана Кокто361.
Свое суждение о «кризисе гуманизма» Курциус обобщает следующим образом: