Неодолимая любовь: Иранский романтический эпос

И после того он призвал к себе главного вазира* и назначил через него богатые пожалования всем родовитым мужам, предводителям каждого края, осыпал их милостями. Первым делом он осыпал щедрыми дарами царя Мунзира и знатных арабов, от которых видел столько добра, оказал им великий почет и уважение, а потом отпустил всех домой, и они, счастливые, уехали. Бахрам же стал править страной в соответствии с правдой и справедливостью, стараясь очистить иранскую землю от зла, которое чинил шах Йездигерд. Тут можно многое порассказать: и историю о бедном, но великодушном водоносе Ламбаке и черством скряге Барахаме, и о том, как Бахрам запретил пить вино (ведь правил Бахрам в доисламские времена, когда обычай употреблять вино был широко распространен среди простых и знатных) после того, как ворон выклевал глаза опьяневшему виноградарю, и как снова разрешил винопитие, узнав о робком юноше-башмачнике, который, выпив тайком, осмелел и оседлал грозного льва, и о других происшествиях, случившихся за время его царствования. Вот что приключилось, например, с одним селением. Однажды Бахрам отправился на охоту. Как положено, выехала вместе с ним свита и советники приближенные, охотники и гепарды, гончие и ловчие птицы с приставленными к ним слугами. Но охота не задалась: то ли погода неблагоприятная была, то ли звезды неудачно расположились, но сколько ни рыскали охотники по степи, не попалось им стадо онагров или ланей, никакая дичь не подвернулась. Солнце уж в зенит поднялось, шах притомился от зноя, а все впустую — нет добычи! Раздосадованный, Бахрам повернул назад, и вскоре они подъехали к многолюдному селу. Жители высыпали из домов поглазеть на царскую свиту, но должного гостеприимства и приветливости не выказали, чем еще больше рассердили шаха. Он в сердцах молвил мудрому мобеду, который почтительно ехал у стремени:

— Злосчастное место! Ему бы впору стать обиталищем зверей диких, а светлому ручью их — смолой черной наполниться.

Мобед тотчас понял пожелание своего повелителя, направился к селянам и так им сказал:

— Владыке нашему понравились ваши тучные земли и цветущие сады, он хочет вознаградить вас и повелевает возвести ваше село в сан города, а вас всех — и жен и детей ваших — отныне считать знатными. Теперь вы равны между собой, не должны никому подчиняться, все вы господа, все — начальники.

Возликовало это богатое селение, зашумели жители, закричали: «Мы-де знатные, нет над нами неволи и власти!»

И пошла у них жизнь иная: в совете мужей жены голос поднимают, слуга и хозяин друг с другом сравнялись, молодые люди до бесстыдства полного докатились, старым да именитым головы посрубили. Вспыхнули распри и раздоры, полилась по закоулкам и по тропкам глухим кровь, белый день будто в ночь обратился. Ну и побежал народ прочь из того села, остались на месте только старики немощные. Некому взяться за мотыгу или соху, не слышно журчания воды в арыках, сады зачахли, всюду запустение поселилось. Миновал год, и снова Бахрам выехал на весеннюю охоту в те края, но не узнал цветущего края: кругом виднелись лишь развалины да сухие деревья и кусты, ни людей, ни скота не найдешь. Объяла шаха печаль, он устрашился гнева Йездана и сказал своему советнику:

— Грех разрушить подобное селение, надобно нам немедля прийти им на помощь, не пожалеть казны.

Премудрый вазир тотчас направился в разоренное село, долго ездил по опустевшим улицам, но с трудом нашел лишь одного дряхлого старика. Он спросил его:

— Почтенный, скажи, что стало с вашим богатым селом?

И в ответ услышал:

— В злополучный день проезжал мимо шах со своею свитой, пришел к нам от него мобед неразумный, лишенный света благого в душе, и возвестил, что все люди отныне равны, все — господа, нет над нами старост и хозяев. Вот и пошла по селу смута, начались грабежи и резня, настали для нас лихие времена. Да проклянет Господь этого нечестивого мобеда, загубил он нас, всего на свете лишил!

— А кто у вас староста? — спрашивает шахский советник.

— Какой староста там, где живой души не осталось, нет ни зерна, ни плодов, ни скотины, лишь дворы опустелые да сорняки?!

— Тогда назначим старостой тебя. Повелитель даст золота, семян отпустит, быков не пожалеет, а ты собери людей для работы, будешь над ними главой, а они станут тебе подчиняться. Если же понадобятся тебе помощники, чтобы управляться, мы из дворцовых слуг тебе любого пришлем.

Услышав такие речи, тот старец воспрянул душой, созвал людей, обошел поля, наладил работу, как должно, у соседей занял быков и ослов, чтобы снова украсить просторы земли трудами рук человеческих. Прознали селяне, что дело спорится, мало-помалу стали возвращаться к родным очагам, а с ними вернулась в село чистота, в арыки — вода текучая, во дворы — скот и птица. За три года возродилось, воскресло село и с каждым днем становилось все краше. И когда Бахрам в очередной раз посетил те края, он вновь увидел цветущую округу: зеленые поля, пышные сады, луга привольные, а среди них высокие строения. Подивился шах, спросил советника, как всё это получилось? И тот ответил: