Неодолимая любовь: Иранский романтический эпос

— От единого слова тот жалкий пустырь возник, от единой мысли родилось нынешнее процветание.

Поистине, слово драгоценнее царской жемчужины, надо только вовремя его сказать. Разум — вот подлинный царь, а язык — неустрашимый воин, коли действуют они в согласии, сердце владыки не вкусит горечи, а душа останется светлой и свободной от зла. Минуло немного времени, а шах Бахрам уж снова выехал на охоту. Жаль, что не пришлось вам видеть большой царской охоты! По такому случаю собирались не меньше трехсот удалых знатных всадников, а при каждом из них — до тридцати человек челяди. Десяток шахских верблюдов, все под драгоценными парчевыми попонами, расшитыми жемчугом, в золоченой сбруе, везли шелковые шатры и походную утварь, семь шахских слонов важно выступали впереди, на одном из них возвышался бирюзовый царский престол с золотым основанием, переливающийся блеском самоцветов и чистейшего хрусталя. Каждого слона окружали по тридцать личных царских слуг — при мечах на златых перевязях, на богатых седлах, следом ехали на ста мулах музыканты и певцы в нарядных одеждах. Полторы сотни сокольничих везли наилучших ловчих птиц, редкостных соколов, а среди них — диковинного сокола с черным пером, по кличке Тогра, который был прислан из Чина*, Бахрам любил его больше всех птиц, а сокол тот был охотник яростный и неукротимый, готов был нападать и на журавля, и на тигра даже. За сокольничими вели гепардов — в жемчужных ошейниках, на золотых цепях, далее — гончих собак арабской породы, стремительных и быстрых, как молния. Вот в каком блестящем окружении выступал на охоту шах Бахрам, затмевая собой сверкание Моштари*. И не только охотничью добычу привозил шах из своих поездок: то и дело он находил в разных уголках страны несравненных красавиц, пленительных дев, перед которыми не могло устоять его любвеобильное сердце. Так было с четырьмя дочерьми мельника — девицами достойными и прекрасными, хотя и незнатного рода, а также бесприданницами. Шаха это не смутило, он по чести и по совести женился на всех четырех и увез их к себе во дворец. В другой раз Бахрам повстречал богатого землевладельца Барзина, — сокол Тогра случайно залетел к нему в сад, — а у того были три прелестных дочери на выданьи. Всех трех взял за себя шах Бахрам, вошли они в царские покои. Когда же вознамерился однажды Бахрам, влекомый пылким желанием, посвататься к дочери торговца драгоценностями, искусной музыкантше, волшебно игравшей на лютне, даже верный его советник Рузбех не удержался и сказал вельможам:

— Наш повелитель не знает устали в любовных утехах! Женские покои в его дворце обширны, жен в них собралось более девяти сотен, а он всё никак не уймется. А ведь душа у него широкая, каждой жене отведены чертоги золотые, царь их подарками драгоценными балует, венцами алмазными украшает… На такие расходы вся дань с царских земель уходит. Достойно ли это падишаха? Ведь так он может пасть жертвой своих страстей!

Но Бахрам этих слов не слышал, поступил он по-своему и женился на очередной красавице — Арзу, дочери купца-ювелира.

Чудесное открытие Бахрама и его великодушие

Так и повелось, что Бахрам проводил время в пирах и увеселениях, на охоте и в опочивальне, не томя сердце печалями, не удручая дух заботами, хотя оставался государем милостивым и справедливым. Однажды, когда он отправился на охоту, к нему обратился за помощью старец из числа его подданных, поспешно приблизился, опираясь на посох, попросил его выслушать и, когда допустили его пред царские очи, повел такой рассказ:

— Великий государь, я владелец здешних мест, тружусь на полях во славу Божью, чтобы земля воздала мне плодами. Нынче отводил я на ниву свою воду, как вдруг поток прорвал запруду, все поле залил, а в середине образовалась трещина огромная, и оттуда, из-под воды донесся звон, будто цитра зазвучала… Вот и подумал я, что тот звон о кладе извещает, потому и пришел тебе сказать, ведь я твой верный слуга.