Царь выслушал мудреца и тотчас поклялся, что никогда своею волею не поедет к источнику Сав, — он полагал таким образом от смерти избавиться, перехитрить судьбу! Да только с небосводом шутки плохи. Не прошло и трех месяцев, как постиг шаха недуг ужасный: полилась у него из ноздрей кровь потоком, днем и ночью течет, остановить невозможно. Созвали отовсюду врачей, лекарей искусных, и остановили они кровотечение, но ненадолго, через неделю опять побежала кровь ручьем. И тогда мобеды посоветовали шаху вознести мольбы Творцу у священного источника, воззвать к милосердию Всевышнего. Шаха положили на носилки и понесли, не останавливаясь ни днем, ни ночью. Когда они прибыли к роднику и шах омыл его водой лицо, кровь действительно унялась, а царь приободрился. Более того, он возгордился, приписав избавление от болезни своей смелости и решительности: он-де сам захотел сюда поехать. Только сели царь и приближенные отдохнуть и перекусить на берегу источника, как вдруг явился прямо из воды дивный конь, красоты и стати необычайной: дымчатой масти, с черными подпалинами, высокий, мускулистый, с крепкими бабками, длинным хвостом, волнистою гривой. Глазом косит, фыркает, пена с губ так и летит… Царь воскликнул:
— Скорей, окружайте его, ловите!
Десять лихих наездников к тому коню кинулись, с арканами, с седлами, — а подступиться не могут, не дается конь никому. Царь разгневался, решил сам его поймать, — да что ему ведомо было о воле небес! Он взял уздечку и седло, двинулся прямо к коню; тот спокойно стоял, словно дожидался своего господина. Покорно принял удила, позволил положить себе на спину седло, подпругу затянуть, — все своей рукой шах сделал, осталось только подвязать скакуну хвост. Но едва он зашел сзади, как этот водяной дракон заржал ужасным голосом и лягнул шаха прямо в голову. Пал тот замертво, золотым венцом да белым лицом в землю грубую ткнулся: конец настал Йездигерду. А водяной конь устремился назад к источнику и в один миг исчез в его глубоких темных водах. После смерти шаха вся знать, мудрецы и военачальники собрались на совет, стали судить и рядить, кому взойти на трон. Очень утомили их притеснения и жестокость покойного царя, поэтому они не хотели видеть на царском престоле законного наследника Йездигерда: мол, яблочко от яблони недалеко падает. Так одни говорили, а другие рассуждали, дескать, царевич среди арабов рос и воспитывался, чужой он здесь, неуместно чужаку Ираном управлять. Словом, вообразили они себя вершителями судеб царства и возвели на трон одного престарелого мобеда. Ни по породе, ни по природе своей он в цари не годился, но однако же посадили его на престол, водрузили на голову седую венец, а на ветхие чресла царский пояс нацепили. Вот что творилось в Иране. Вести о том дошли до Бахрама. Узнал он, что принесло шаху Ирана неотвратимое движение небосвода и как поступили неразумные шахские подданные, попытавшиеся низвергнуть во прах достоинство царского рода, и тотчас решил постоять за правду. Прежде всего он облачился в черные одежды, оплакал отца, как положено, совершил траурные обряды, а потом сказал:
— Иранцы предо мной провинились, но обрушивать на них гнев и сурово карать сгоряча не к лицу истинному шаху. Мне подобает добром привести их к раскаянию и повиновению, чтобы они устыдились своей неверности и предательства. Пора отправляться в Иран.
И опять царь Мунзир помог Бахраму. Он открыл свою казну, щедро снабдил царевича всем необходимым: дал и коней, и оружие, и снаряжение походное. Со всех арабских земель стали стекаться к Бахраму доблестные воины, закаленные в боях и походах, — тысяч сто народу собралось. И тогда Бахрам выстроил свою рать, загремели боевые барабаны, заревели карнаи — трубы огромные, и войско, многочисленное, как саранча, двинулось вперед, вздымая тучи пыли, оглашая степные просторы ржанием коней.
Старец, занявший шахский трон, услышав, что на страну надвигается грозное войско Бахрама, пришел в замешательство: представилось ему, что он робкая лань, над которой занес тяжелую лапу яростный лев. Созвал он полководцев и мобедов мудрых, которые его на царство посадили, а те говорят:
— Незачем сюда пускать Бахрама, нам потомок Йездигерда не нужен!