Неодолимая любовь: Иранский романтический эпос

Ничего не получилось у Рамина, хитрости его потерпели неудачу, более того, он запутался в собственных силках: ведь он же сам уверял Мубада, что скучает без него, прямо жить не может. Поневоле двинулся он вместе со всеми в сторону Гураба, угрюмый и снедаемый досадой. И чем дальше он ехал, тем больше копилась в душе его злоба, тем сильнее разливалась желчь и грызло сердце неудовлетворенное желание.

А Вис, узнав об отъезде Рамина вместе с шахом, совсем покоя лишилась: сердце ее за последнее время уже привыкло к радостям и неге, и теперь она ощущала себя куропаткой, попавшей в когти сокола. Вновь и вновь повторяла она горестные жалобы влюбленных, разлученных друг с другом. А когда с крыши дворца увидела Рамина, ехавшего подле Мубада прочь из города, — лицо у него было печальное, но прекрасное и гордое, он сидел на коне с таким царственным видом, сурово глядел прямо перед собой, — сердце у нее кровью облилось, она заплакала и зарыдала.

А Рамин тоже был подавлен горем, он тоже рыдал, но в душе, про себя, сохраняя видимость непреклонного и отважного витязя, отчего ему становилось еще хуже. Он так терзался и мучился из-за разлуки с любимой, что к первому привалу и правда почувствовал себя больным. И когда шаханшах велел остановиться и разбить шатры, на лице у Рамина уже проступили явные признаки нездоровья. Он не стал ужинать с шахом, отказался от вина и, сославшись на боль в ногах, удалился. Душа у него так болела, что, казалось, затопила болью все тело, и каждая косточка, каждая жилка ныла, горела и страдала.

Так же, а может быть, и хуже, мучилась Вис в своем роскошном чертоге. Она говорила няньке:

— Кормилица, придумай что-нибудь! Опять мой любимый уехал прочь от меня — научи меня, что делать, ведь я изнемогаю от любви! Нет у меня сил сносить разлуку. Я отдала сердце бессердечному, а теперь горе лишает меня разума. Не брани меня за мою тоску, я и так наказана расставанием с другом…

Долго она так жаловалась и просила кормилицу измыслить какое-нибудь средство, чтобы утолить ее душевную боль, пока та ей не сказала:

— Ничего удивительного в твоих страданиях нет: ты ведь лишилась своего друга сердечного, разлучилась с ним, и он теперь так же горюет. Но твои мучения и исцеление твое зависят от тебя: все в твоих руках. Йездан* ниспослал тебе царскую долю со всем ее величием и властью: царям разрешено то, что простым смертным недозволено. Родня твоя ближайшая — знаменитая Шахру, славный Виру, ты избрала себе другом Рамина, наследника царского рода, облеченного многими достоинствами. А от Мубада тебе ждать нечего: злобный нрав его не изменится, груз гнева в душе его меньше не станет, он останется таким же, как прежде, да и ты не переменишься. Значит, надобно тебе такое средство искать, чтобы оно было и могучее, и скрытое, и быстрое. Только так сумеешь ты прогнать печаль и обрести покой. Слушай: сейчас, пока в Мерве ни шаха нет, ни войска, тебе нужно поскорей завладеть царской казной. Сделай первый шаг, а для этого тотчас пошли письмо Рамину, напиши ему, чтобы поскорее отделался от Мубада, вернулся сюда, а уж тут мы все в ход пустим, чтобы покончить с шаханшахом.

Вис от этих речей приободрилась, перестала слезы лить и написала Рамину письмо, в котором пересказала все, что говорила ей нянька. Отослала она письмо с гонцом и стала с нетерпением ожидать, что-то будет.

Когда посланный Вис прискакал к Рамину, тот так обрадовался, что поцеловал письмо возлюбленной, прижал его к глазам и ко лбу, а затем быстро вскрыл печать, прочел написанное и почувствовал, что судьба его готова измениться, что звезды благоприятны и небеса милостивы к нему. Он говорил себе: «Наконец-то пришел мой час! Теперь мне надо отринуть все страхи и колебания, забыть о покое и тишине — ведь влюбленный не страшится ни меча, ни слона разъяренного, ни льва рыкающего! Пришло время прекратить стенания и жалобы, порвать свои цепи — либо голову сложить. Братом моим отныне станет моя десница, другом верным — богатырский клинок. Радость легко в руки не дается, без труда нельзя достичь исполнения желаний. И нечего мне сидеть в нерешительности и препираться с собственной судьбой, надобно вырваться из этой западни! Я разнесу на куски эту ловушку, вырву с корнем древо позора! Да, мне пришлось изведать несчастье, но это время миновало, настала другая пора».

И Рамин стал дожидаться наступления ночи, чтобы под прикрытием темноты покинуть лагерь Мубада. Едва костер дня догорел, а солнце умчалось прочь на своем скакуне, чтобы дать дорогу восходящему месяцу, Рамин пустился в путь, а его бегство видели только луна и созвездие Плеяд. С ним были посланец Вис и сорок витязей его собственной дружины, сорок лихих удальцов. То ровной рысью, то волчьим наметом летели они и всего лишь за неделю достигли стен славного Мерва.

Рамин послал вперед гонца Вис и строго наказал ему хранить тайну: пусть никто, кроме Вис, не знает об их прибытии! Еще можно сказать о том кормилице: эта хитрая старуха сумеет во многом помочь. Вис же он передал, чтобы она была настороже.