Неодолимая любовь: Иранский романтический эпос

Но так уж устроен мир, что жизнь в нем противоречива, не все в ней складывается по гороскопу, да и по разумению человеческому совсем не все получается. И вот однажды в погожий денек юный Хосров выехал поутру из дворца на охоту — известно ведь, что для царей и знати охота самое любимое занятие (конечно, не считая битв и поединков молодецких). Ехал царевич впереди свиты, любовался окрестностями, выбирал угодья, где дичи побольше, и приметил по пути цветущую усадьбу, которая, казалось, улыбалась солнечным лучам среди пышной зелени садов. Хосров повелел неподалеку остановиться на привал, слуги раскинули на траве царские ковры, достали припасы, вино, и закипел веселый пир. Среди цветов и трав, за кубками пьянящего напитка время летело незаметно, а меж тем солнце уже начало клониться к закату, унося свои золотые знамена, а ночь подступала все ближе, воздвигая над землей шатер мрака. Но Хосрова и его сотрапезников это не смутило: они тотчас решили перенести свое пиршество под кров близлежащего селения и там продолжить веселье.

Сказано — сделано. Громкий звон струн разогнал ночную тишину, багряная влага из походных бурдюков и фляг, булькая, лилась в чаши и кубки, хмельные песни перебудили всю округу, норовистый конь Хосрова, которого спьяну не привязали как следует, забрел на чужое поле и учинил потраву, любимый раб царевича забрался в соседний сад, чтобы полакомиться, и оборвал хозяйский виноградник… А как только загорелась над миром заря и вновь взошло солнце, нашлись средь придворных Хосрова такие зложелатели, которые вихрем умчались во дворец к царю, норовя ядовитыми речами нарушить согласие и смутить душу государя-отца. Донесли ему, что любимый сын все законы преступил, видно, не боится ни шаха, ни Бога, что от этого по всей стране дурная слава пойдет.

Удивился шах:

— Да в чем его вина?!

— Нечестивых поступков его не перечесть, — отвечали доносчики, — отвернулся он совсем от правого пути. И конь его не знает ни узды, ни ограды, и у невольников его на чужое добро руки загребущие… Простым хлебопашцам царевич всю ночь спать не давал, в доме честных людей гулянку ночную устроил с музыкой да с песнями… Нет, кабы он не шахский сынок был, ему бы несдобровать, ну а наследнику царскому, конечно, все с рук сойдет.

Шах Хормозд брови нахмурил:

— Приведите коня, подайте меч!

В один миг подрубили ноги коню, холеного раба, на сладкую ягоду польстившегося, отдали владельцу виноградника, драгоценный престол, принадлежавший Хосрову, отослали домохозяину, ночной отдых которого он потревожил своей пирушкой, дабы возместить нарушенный покой жилища, арфисту вырвали ногти, чтобы впредь не бренчал на арфе, добрых людей не беспокоил, а с арфы самой сорвали покров ее шелковый, затоптали в пыль. Вот как вершил шах свой суд в давние времена: непреклонно и невзирая на лица, не делая различия между собственным сыном и иными подданными.

Шахский приговор позором обрушился на голову Хосрова Парвиза. Опечалился царевич, но разума не потерял, стал раздумывать, как такое случиться могло. И понял, что сам во всем виноват, что суровое наказание было справедливо, он его заслужил своим небрежением к людям другим. Хосров, недовольный сам собою, обеими руками ударил себя по голове, а потом обратился к двум мудрым старцам из числа своих наставников и молвил:

— Прошу вас, отведите этого неразумного к престолу шаханшаха*! Быть может, он примет ваше заступничество и смилуется над провинившимся сыном, ведь я готов признать, что был неправ.

Он облачился в саван, взял в руки меч обнаженный, — и прокатился по всему миру горестный стон, словно Судный день наступил: заплакал Хосров, зарыдали подданные шаха. Белобородые старцы медленно направились к шахскому дворцу, а за ними смиренно следовал царевич, всем своим видом показывая, что он — невольник чести, готов принять государеву кару. Когда они приблизились к трону, Хосров пал ниц и, не поднимая головы, произнес:

— О шах, милости твоей прошу и великодушия! Прости меня, грешника, припадаю к стопам твоим! Я виноват — но не по злому умыслу, а по неразумию и незрелости душевной, ведь у меня еще материнское молоко на губах не обсохло… О благородный лев, пощади, ибо у меня нет сил сносить твою немилость! А коли нет мне пощады, то рази — вот меч тебе! Лучше мне пасть от твоей руки, чем гневить тебя.

Шах слушал эти чистосердечные слова, слушал громкий плач людей, собравшихся во дворце и у его ворот, и гнев отступал от его сердца, а жалость заполняла душу. Проницательным взором он видел, что сын, хоть он еще молод и нежен, не закален превратностями жизни, постигает уже законы жизни и судьбы. Звезды сулили ему счастье и благополучие, он же сам не желает зла никому и отца не хочет огорчать. Такой сын отцу не обуза и не помеха, а подмога и исцеление, как видно, снизошла на него благодать Божья. И Хормозд обнял царевича, поцеловал его в лоб и назначил предводителем войска.