Неодолимая любовь: Иранский романтический эпос

Шапур ушел, а Ширин осталась вся во власти пробудившейся любви, мысли вихрем кружились в ее голове, но она приняла спокойный вид и велела своим спутницам:

— Готовьтесь к возвращению домой, да поспешайте, надобно нам вернуться до заката!

Тотчас усадили ее в паланкин и тронулись в путь, весело и дружно, сокращая дорогу приятной беседою. К вечеру достигли родных мест, разошлись на отдых, тут и ночь наступила. Но Ширин успела все же навестить Михин-бану и испросила у нее разрешения взять Шабдиза, дескать, хочется ей с утра поехать за дичью. Михин-бану охотно разрешила, только предупредила, что Шабдиз конь не простой, ему удержу нет, его предназначение — быстрый бег, нужна твердая рука, чтобы править им.

Едва засветилась на небе заря, розоликая Ширин поднялась, вскочили и ее послушные служанки, спутницы ее верные. Ширин им говорит:

— Хочу я в степь поехать, наловить разных птиц.

Девушки тотчас оделись в мужское платье — ведь на охоте так способнее, Ширин тоже облачилась в мужской наряд, забрала косы под шапку-кулах*, и помчались все в степь. Начали там скакать, резвиться, а Ширин отпустила поводья, и Шабдиз вихрем полетел вперед. Подруги испугались: Шабдиз понес! Бросились за ней, да куда там! И тени ее уж не видать. До самой ночи они рыскали по степи, но никого не нашли и воротились во дворец в тревоге и печали, доложили обо всем Михин-бану. Вне себя от горя царица сошла с трона, опустилась во прах, начала плач по Ширин, расставание с которой она и раньше предвидела, но надеялась также на возвращение красавицы.

А Ширин тем временем скакала по долам и горам, неутомимый Шабдиз нес ее со скоростью ветра, и она летела мимо селений, по взгорьям и равнинам, по дороге и бездорожью, нигде не останавливаясь на привал, оставляя позади леса и горы, словно волшебница, бросившая наземь гребень или пучок прутьев. Копыта Шабдиза превращали камни, попадавшиеся на пути, во прах, в пыль мелкую, те пылинки, не желая лишаться лицезрения прекрасной Ширин, облаком окружали ее, норовили прильнуть к ее лицу, плечам, рукам — и некоторым это удавалось. После многодневной непрерывной скачки, нежный лик Ширин от любовной тоски и от лишений дорожных похудел и побледнел, зато нежная натура ее окрепла и закалилась. Она неуклонно стремилась вперед, не страшась препятствий, расспрашивая добрых людей о направлении, отыскивая путеводные знаки и приметы.

В очередной раз заиграл на небе рассвет, стирая с него черные письмена ночи, роняя нарциссы побледневших звезд и украшая лазурный свод желтой розой солнца, а Ширин все горячила своего скакуна, пока не оказалась на прекрасном зеленом лугу, по которому протекала речушка, сверкая словно источник живой воды. Осмотрелась Ширин — вокруг никого, и решила она смыть дорожную пыль, освежить в ручье усталое тело. Тонкою рукою она отбросила тяжелый плащ, разделась, повязала бедра куском голубого шелка (ведь даже наедине с небесами надлежит прикрывать наготу) и ступила в воду, — а казалось, весь мир повергла в огонь своей несравненной красой. Ну разве это не чудо: роза купается в роднике, уподобляясь лотосу? Разве не диво, что средь бела дня сеть мускусно-черных кос поймала в воде светлую луну? Быть может, она предчувствовала близость желанного гостя и в водах ручья готовила ему сладостный розовый настой?

Тут надобно нам вернуться к рассказу о Хосрове. Когда он посылал Шапура к Ширин, дела его шли хорошо, царь-отец к нему благоволил, небосвод над ним был ясным и безоблачным, Да ведь далеко ли до беды? Нашелся враг, смутьян и злодей, который взбаламутил своими кознями целый край, мало того, принялся чеканить дирхемы с именем Парвиза. Известно, что чекан монетный только государь производит, поэтому, когда шах Хормозд узнал о появлении таких дирхемов, он очень разгневался, но недовольство свое, не разобравшись в сути дела, обратил против сына (так уж подстроил всё тот коварный мятежник), задумал покарать его за мнимые посягательства на шахские права. Мудрец Бозорг-Омид, друг и наставник Хосрова, посоветовал ему уехать подальше, пока шахский гнев не уляжется. Хосров с беспечностью юности ничуть этим тучам, которые набежали на его звезду, не огорчился. Он пошел в женские чертоги своего дворца и молвил его обитательницам, которых было немало:

— Красавицы мои, мне надоело сидеть за стенами замка, хочу я подышать вольным воздухом, погулять, поохотиться, вы же оставайтесь здесь, развлекайтесь, играйте. А если появится у ворот прекрасная незнакомка на вороном скакуне, величавая и пленительная, примите ее радушно, окружите заботами. Если же не по нраву придется ей этот дворец, постройте для нее другой, где она пожелает.

С этими словами он вскочил в седло и в сопровождении своих слуг-гулямов* поскакал в путь, направляясь в сторону Армении. Он мчался, одолевая разом по два перехода, не останавливаясь на отдых, пока не ослабели от такой скачки кони у его свиты и они не остановились в изнеможении. Случилось это неподалеку от того места, где купалась Ширин, хотя Хосров, конечно, и не подозревал об этом.