— Расседлайте коней, покормите, — велел он спутникам. — а я погляжу, нет ли поблизости водопоя.
И он неторопливо пустил свою лошадь по лугу, пока не приметил блеск ручья. Подъехал ближе — увидел привязанного у берега скакуна, а в лазурном ручье — луну средь черных кос, увенчанную алмазным венцом брызг. Сияющая красота купальщицы пронзила сердце Хосрова, обожгла взор его, даже слезы навернулись на глаза. Ширин мыла голову и не сразу заметила царевича, когда же отвела от очей свои темные кудри, то так и оцепенела, не зная что делать от стыда и смущения. Единственное, что оставалось в ее власти, — занавеситься снова черным покрывалом волос, скрыться под ним от нескромных взглядов. Но как побороть сладкую дрожь, которая вдруг охватила красавицу?
Тем временем Хосров, видя смятение девушки, вспомнил о законах благопристойности, заставил себя тронуть коня и поехал прочь, не сказав ни слова, — только сердце обронил на берегу того ручья. И как только он скрылся из виду, прелестная пери выскочила из воды, натянула одежду и прыгнула в седло. По-прежнему скоро понес ее Шабдиз, а красавица, ничего вокруг не замечая, спрашивала себя: «Почему сей незнакомец затронул мое сердце, какое мне дело до него? Ведь это не Хосров — тот облачен в одежды царские, блистает каменьями драгоценными, а этот одет просто…» Но потом она припомнила, как говорил ей Шапур, что изображение, пусть самое прекрасное — одно, а живой человек — другое, засомневалась, помедлила немного в растерянности, но все же решила продолжать прежний путь, опять устремилась к дворцу Хосрова.
А Хосров, отъехав немного, обернулся, но в ручье уже никого не было: прекрасное видение исчезло как волшебница-пери, ускользающая от взоров людских. И царевич застонал от сердечной боли, завертелся волчком по степи, но красавицы нигде не нашел. И в конце концов он оставил бесплодные поиски и вновь направился в сторону столицы Аррана, заставляя себя забыть о случайной встрече.
Вот как позабавилась судьба над юными Ширин и Хосровом: влекомые друг к другу зовом любви, они встретились в пустыне мирской, но не узнали друг друга, разъехались в разные стороны. Ширин, хоть душа ее рвалась за случайным встречным, прибыла в Мадаин, подъехала к воротам дворца Хосрова, показала привратникам данный Шапуром перстень, и они провели ее в женские покои. А там ее встретили прекрасные невольницы — и от зависти пред дивною красой незнакомки так и онемели. Но вспомнили наказ Хосрова и гостеприимные обычаи двора, приняли ее почтительно и приветливо, стали расспрашивать, кто она и откуда: они подумали, что это новая наложница, дорогая рабыня, купленная Хосровом. Ширин, однако, ничего толком рассказывать не стала, отделалась уклончивыми словами да сослалась на то, что повелитель скоро сам прибудет, тогда и объяснит все, что пожелает. А пока попросила ухаживать получше за Шабдизом — мол, этот конь дорогого стоит, он редкой породы.
Смекнули девушки, что залетела к ним не простая птица, захлопотали, окружили Ширин заботами, поднесли ей богатые наряды и уборы, повели отдыхать. И потекла в тех чертогах обычная жизнь. Но Хосров всё не возвращался, хотя миновал уж месяц, и Ширин заскучала, стала томиться в чужих местах: теперь она была уверена, что встретилась у ручья с самим Хосровом, бранила себя за поспешное бегство, да что проку в поздних сожалениях? Они только душу бередят. И терпению Ширин пришел конец. Она воскликнула:
— Ах, я больна, мне тяжко в этих стенах! Я родом с гор, привыкла к легкому, вольному воздуху, а от здешнего зноя я вся побледнела, пожелтела, румянец свой природный утратила.
Ревнивые обитательницы женских покоев, которые видели в Ширин соперницу, обрадовались случаю избавиться от нее. Припомнили наказ Хосрова выстроить для нее отдельный дворец, призвали зодчего умелого и начали его наставлять:
— Прибыла к нам колдунья с гор Вавилонских, уж такая умелая, такая ловкая! Велит ей жилище построить в краю безлюдном, глухом, чтобы там ворожбой своей заниматься. Ты уж постарайся, найди для нее долину в горах, чтобы ни человек, ни зверь, ни птица, ни ветер туда не заглядывали, — только зной да камни там царить должны. Там и возведи для нее замок, а уж плату проси, какую хочешь.
Строитель в точности исполнил заказ: вырос дворец в каменной теснине, вокруг ни души, скалы раскалены, словно в адском пекле, над ними марево, мгла тяжкая неподвижно стоит.
Закончил он свой труд, получил много золота и драгоценностей — целый вьюк! — и Ширин под вечер, когда спала жара, с немногими преданными ей служанками перебралась в новую обитель. Бедняжка! Думала она, что обрела свободу, а оказалась в плену мрачных утесов и всепоглощающего зноя, с которым мог сравниться только жар ее любви.