Шатры племени Лейли стояли на одном конце аравийского плоскогорья Неджд, родичи Маджнуна кочевали вдалеке от них, но влюбленный постоянно преодолевал дальний путь, чтобы хоть наполнить грудь одним воздухом с любимой. Однажды, когда день близился к закату, он позвал с собой друзей, и они вместе двинулись через потемневшую степь. Маджнун шел впереди, напевая печальные песни, не разбирая дороги, — его терпение иссякло и страсть одержала верх, он громко стенал, произносил бессвязные речи, бил себя в грудь и вдруг замер, раскинув руки: прямо перед ним возник словно сон высокий шатер. Близился рассветный час, полог шатра был откинут, чтобы впустить внутрь ночную прохладу, и Маджнуну явилась Лейли — без покрывала, пораженная неожиданностью и удивлением, прекрасная и печальная. Застыли оба, онемев, лишь тяжкие вздохи, похожие на стон, раздавались, лишь чистые слезы потоком бежали из глаз. Лейли стояла, вся зардевшись как заря, а Маджнун трепетал словно мотылек, прилетевший на огонь свечи. Расцветающей розой, четырнадцатидневной луной, прелестной пери выглядела юная красавица, а Маджнун пред ней истекал кровавыми слезами, качался будто высохший тростник, бледнел как угасающий светильник, — ведь судьба сковала его цепями локонов Лейли, превратила в ее раба, завитки ее кудрей выжгли неизгладимое тавро в его сердце, он полюбил ее навеки.
Мгновение, которое показалось вечностью, стояли они, безмолвно взирая друг на друга, — распростерший объятия Маджнун, согбенный страстью, словно горбатый небосвод, и Лейли, сияющая, точно звезда, недоступная в небесной вышине, а потом полотнище шатра опустилось и скрыло красавицу от глаз влюбленного.
Теперь все пути к свиданию с возлюбленной были окончательно закрыты для Маджнуна, хотя он по-прежнему распевал по ночам свои газели, ходил с друзьями к стойбищу Лейли — все напрасно! За ним лишь прочно утвердилась дурная слава безумца, позорящего свое племя, — ведь недостойно гордого араба показывать свое бессилие, признавать свою слабость. Соплеменники роптали все громче, их недовольство дошло и до отца Кайса (а вы ведь помните, что Кайс был единственным и горячо любимым сыном), но все уговоры и наставления на влюбленного не действовали: он их просто не слышал.
Отец юноши стал раздумывать, как поступить, чтобы и сына спасти, и не бросить тень на прекрасную розу. Лучше всего, решил он, поженить их, украсить этой жемчужиной родовой венец. Он созвал старейшин, посоветовался с ними, и те рассудили: «Несчастного безумца исцелит счастливый брак!» С тем они и благословили шейха-отца на сватовство.
Найдя поддержку у мудрецов племени, отец Кайса обрадовался, воспрянул духом и тотчас принялся за сборы. Он облачился в нарядные одежды, приготовил богатые дары и вместе с самыми уважаемыми мужами племени двинулся в путь.
Когда они достигли становища Лейли, встречать их вышло чуть ли не всё племя — и стар, и млад. Гостеприимство не только обычай благородных арабов, это просто закон для них: ради гостя они готовы пожертвовать последним бараном, последним глотком воды. Но тут о «последнем» никто и не вспоминал — родичи Лейли были люди богатые и радушные, они с удовольствием устроили в честь прибывших обильное угощение, настоящий пир. Гости отведывали и похваливали все, что предлагали им хлебосольные хозяева, но через положенное время те все-таки осведомились:
— Что привело вас к нашим шатрам? Радость или беда? Не нужна ли вам помощь?
На прямой вопрос следует давать прямой ответ, и прибывший шейх молвил, обращаясь к отцу Лейли:
— Мы хотим вступить с вами в родственный союз! У вас — невеста, у нас — жених, а благословение — от Господа. Мой сын полюбил вашу девушку, соединить влюбленные сердца дело доброе. Ведь юноша изнемогает от жажды, а в ваших шатрах пребывает тот источник живой воды, который способен эту жажду утолить, воды чистой и сладостной. Вот какова цель нашего приезда. Род наш старинный и знатный, у меня и казна велика, и дружина крепка, но мы чтим обычай и порядок, к тебе я пришел как купец: отдай нам твой жемчуг, а за ценой мы не постоим! Кончим дело свадьбой.
Помолчал отец невесты, бороду огладил, потом сказал:
— Я тебе отвечу, но знай, что моими устами говорит судьба, ею всё давно предопределено. Не к добру ты рассыпал предо мною зерна слов, не дружелюбие привело тебя сюда, а злой умысел. Да, род ваш славен и благороден, но сын твой — заблудшая овца, все о том знают. Разум покинул его, как же можно отдать дочь за полоумного? Вылечи его сначала, прибегни к посту и молитвам, а уж потом сватайся! Кому нужен ваш больной жемчуг? Потемневший, тусклый, он испортит всё ожерелье, родня не простит мне, коли я приму твое предложение. Нет, этой свадьбе не бывать, разговор окончен.