Неодолимая любовь: Иранский романтический эпос

Мой любимый, давно я тебя не видала,
От разлуки безжалостной сердце устало.
Не успели глаза на тебя наглядеться,
Как для нас расставания время настало.
Сокол ясный, откликнись, куда ты сокрылся?
Возвращайся ко мне, прилетай, как бывало.
Изнемог мой цветник от любовного жара —
Лишь горючей слезой я его орошала.
Я к тебе, кипарис мой, прильну повиликой,
Чтобы буря судьбы хрупкий стан не сломала…
Но увы, не идешь ты к Лейли на свиданье,
Я напрасно о встрече с тобой возмечтала.
И по-прежнему весточки жду днем и ночью,
Чтобы радостной песней в душе зазвучала.

Как вдруг издалека послышался голос, словно эхо донеслось, но хоть напев был один, слова в нем звучали иные:

Меня лишила ты покоя, моя Лейли!
Живу несбыточной мечтою, моя Лейли.
Я в бурном море утопаю, иду ко дну,
А ты не поведешь рукою, моя Лейли…
В моей груди — живая рана, сочится кровь:
Сыпь солью, смейся надо мною, моя Лейли!
Маджнун шагает по колючкам, шипам, камням —
Не хочет легкою стопою шелк смять Лейли.
Маджнун в пустыне раскаленной объят тоской:
В садах блистает красотою его Лейли.
Маджнун безумен от разлуки, живой едва,
Он шепчет: «Ясною звездою гори, Лейли!»

Лейли в смятении внимала этим грустным и страстным речам, в глазах у нее закипали слезы, изливались непрерывным потоком. И так горячи были эти слезы, что казалось, будто они сейчас прожгут холодный прибрежный камень. Подошедшая подруга заметила состояние Лейли, но строгая красавица не сказала ей ни слова, она берегла свою тайну глубоко в сердце. Однако же та девушка обо всем догадалась. Добрые побуждения привели ее к матери Лейли, она думала: «В таком тонком деле только мать может помочь, только она найдет средство утешить несчастную». Словом, она потихоньку описала матери, что произошло в саду, а та, не ожидавшая подобных вестей, так и обомлела. Беспокойство за дочь охватило ее, ни о чем другом она и думать не могла, только и твердила про себя: «О Аллах, где мне взять силы, как справиться с этой бедой? Ведь этот юноша — безумец, а дочка словно одурманена… Боюсь я совсем потерять её!» Но она была женщиной, умудренной жизнью, и понимала, что помочь дочери не сумеет, поэтому горевала молча, ничего не говоря Лейли, и ничего не предпринимала. Лейли тоже не открывала матери своей души, таилась и страдала от сердечной боли, на которую обрекает людей любовь.

Но во время посещения Лейли сада случилось не только то, что здесь описано. Так уж вышло, что в тот же день забрел в весенний сад один молодой араб из рода Бану Асад, звали его Ибн Салам. Был он юноша пригожий, знатный и богатый, известный своей доблестью и весьма почитаемый арабами. Он приметил Лейли, бродившую по садовым дорожкам, озаряя их светом своей красоты, и она ему полюбилась (что неудивительно). Привыкший к тому, что удача и успех постоянно ему сопутствуют, он решил, не откладывая, добыть себе эту дивную красавицу. Воротился домой и тотчас снарядил посланцев к отцу Лейли, чтобы они осыпали почтенного шейха золотом, улестили, уговорили его, соблазнили щедрыми посулами и добились согласия отдать за него Лейли.

Многоопытный и красноречивый посол исполнил всё, как было сказано, на обещания не скупился, выказывал должное уважение и почтительность, так что родители девушки выслушали его благосклонно, но ответили так:

— Да продлит Аллах дни твои и дни достойного жениха, мы такое предложение за честь почитаем, но со своей стороны просим повременить немного, не торопиться. В наш цветник пахнуло студеным ветром, занемогла от его дуновения наша юная роза… С помощью Божьей поправится скоро, вот тогда можно и о свадьбе подумать. Коли небеса милостивы будут, поженим их — к общему благополучию! Но всё же придется немного подождать, потерпеть, пока не минует дочкин недуг.

Ибн Салам не мог не признать, что речи эти благоразумны и доброжелательны, он успокоился и, считая, что помолвка состоялась, приготовился ждать свадьбы. А Лейли никто ни о чем не спрашивал, да и сама она молчала о своих истинных чувствах, скрывала их ото всех, хотя таиться становилось труднее с каждым днем.