И, видно, что-то в словах Маджнуна показалось Ноуфалю справедливым, задело за живое, так как он тотчас вскочил с места и начал облачаться в боевые доспехи.
Ноуфаль собрал сто закаленных воинов, лихих всадников, и словно лев, ищущий добычи, помчался со своим отрядом к шатрам племени Лейли. Скоро они подъехали к становищу, но Ноуфаль не стал нападать внезапно, сначала отправил гонца с таким посланием: «Я пришел воевать с вами, так как оскорблен вашим поведением. Я желаю, чтобы вы незамедлительно привели ко мне юную Лейли, передам я ее тому, кто питает к ней великую любовь, ибо того, кто напоит водой жаждущего, благословит Аллах!»
Явился посланец к старейшинам племени, огласил письмо Ноуфаля, а те поглядели на него угрюмо и враждебно, велели такой ответ передать: «Да будет известно тому, кто грозит войной, что небо с луной не расстанется, а дотянуться до светила дерзкому не удастся — руки коротки! Луна, как сияла, так и будет сиять у нас, а черный див*, который на нее покусится, падет жертвой собственного злонравия».
Пришлось посланному удовлетвориться этими словами и повернуть назад. Он пересказал Ноуфалю, что говорили ему сородичи Лейли, и благородный муж весьма разгневался и разгорячился. Он велел гонцу тотчас скакать назад к строптивцам и без всяких околичностей им объявить:
— Конь мой копытом землю роет, меч просится из ножен, я обрушу на врагов грозный ураган и смету их с лица земли!
Опять поехал посол, но и в этот раз воротился ни с чем, даже еще грубее ему ответили. Тут уж Ноуфаль пришел в такую ярость, что, казалось, в сердце у него костер запылал. Его дружина ринулась в бой, обнажив клинки, испуская боевой клич.
Пожалуй, описывать это сражение здесь не место: ведь мы ведем повествование о любви, а не о доблестях и подвигах. Но было в этом бою нечто необычное, неожиданное, такое, о чем умолчать нельзя: поведение Маджнуна, из-за которого и разгорелась битва. Никогда еще не видывали такого воина, который готов был отдать свою жизнь и за врага, и за друга, равно сострадал и близким, и чужим! Он не наносил ударов, не вступал в поединок, а лишь кружился на поле брани, мечтая о примирении сторон, а порой едва удерживался от того, чтобы обрушить меч на своих же союзников. Охваченный безумьем любви, он страстно желал поражения Ноуфалю, оплакивал павших из племени Лейли, пытался заслонить своим телом неприятелей, словом, полностью потерял рассудок. Один из ратников в сердцах крикнул ему:
— Что ты мешаешься под ногами, разрази тебя Аллах?! Я жизнью ради тебя рискую, а ты вроде врагу помогаешь!
— Тебе этого не понять, — горестно отвечал Маджнун, — соплеменники моей любимой не чужие мне, а люди близкие. Конечно, с врагами следует сражаться, но я не могу поднять руку на родных! Я принадлежу одной Лейли и ради спасения ее готов отдать жизнь!
Тут на поле боя воцарилась такая невообразимая путаница, пролилось столько крови, что солнце поскорей закрыло свой лик чадрою ночи, тьма разъединила сражающихся, и битва прекратилась до утра. А когда наступил новый день, воины из племени Лейли двинулись на нападавших словно грозовая туча, и Ноуфаль почувствовал, что придется решать дело миром. В стан Лейли направился посредник, были сказаны примирительные речи, мечи вложили в ножны, а стрелы в колчаны, но дело не продвинулось ни на пядь: обе стороны остались при своем. И опять Маджнун остался недоволен. Он прискакал к Ноуфалю на взмыленном коне и воскликнул:
— Да, воистину ты помог бедным влюбленным! Ты бряцал оружием и раздавал громогласные обещания — и что же? Дверь, пред которой я прежде мог склоняться с упованием и мольбой, ты запер крепким замком, молчаливых недоброжелателей моих ты превратил в яростных врагов, ты умертвил надежду. Это ли ты зовешь благородством и дружеской поддержкой?
Такие слова уязвили Ноуфаля в самое сердце, но он сдержался и отвечал Маджнуну спокойно и рассудительно:
— Я увидел, что враг превосходит нас силою, и пустился на хитрость, пошел на мировую, чтобы выиграть время и собрать подмогу.
И действительно, он кликнул клич, и с разных сторон, из дальних краев потянулись рыцари ему на помощь, степь запестрела шатрами, костры походные загорелись. Терпение — вот главное достояние человека, и через некоторое время Ноуфаль смог собрать несметное войско и двинуть его на неприятеля.
Старейшины племени Лейли поднялись на вершину горы за своим становищем и с ужасом увидели, что все долины вокруг заполнены бойцами, сверкает сталь клинков и топорщатся лесом густым копья, гремят боевые барабаны и гудят трубы. Они понимали, что бой предстоит неравный, но честь не позволяла им отступить — и вот разразилась кровавая битва, словно гроза Божья. Зазвенели мечи, полились потоки крови, ржание конское смешалось с криками и стонами раненых и умирающих…