Неодолимая любовь: Иранский романтический эпос

Теперь Бахрам зажил в новом дворце, слава о котором разнеслась по всей земле, так что отовсюду стекались люди, чтобы полюбоваться им. Там и правда было чем восхищаться: каждый покой, каждая комната по-своему изукрашены, роскошно убраны. По стенам вились начертанные золотом прекрасные надписи с мудрыми изречениями, тут и там привлекали взор дивные картины, написанные лучшими художниками, мозаики из драгоценных каменьев, золотая утварь. За шелковыми и парчовыми занавесями разместился сонм красавиц, блистающих словно звезды на йеменском небе. Словом, это был не дворец, а рай на земле, светоч, озаривший весь Йемен. Вот там-то и проводил Бахрам свои дни и ночи. Он то поднимался на кровлю, чтобы под ласкающим прохладным ветерком побыть в обществе небесных светил (ведь дворец был так высок, что почти касался звезд), то укрывался под куполом, где пылали, соперничая с солнцем, светозарные факелы. Один за другим он обходил и осматривал дворцовые покои, не видя им конца, так обширен и велик был Хаварнак, или сиживал на вольном воздухе вместе с царем Нуманом, заменившим ему отца. Однажды они отдыхали, восседая на балконе над входной дворцовой аркой, любуясь зеленью полей, простиравшихся внизу, степным раздольем и разливом двух быстротекущих рек, промеж которых располагался Хаварнак, и царь сказал, обращаясь к Бахраму:

— Оглянись вокруг, сынок, посмотри, как хорош и светел мир, сколько в нем прекрасного и удивительного. По душе ли тебе все это?

Но прежде чем Бахрам успел ответить, заговорил советник Нумана, муж высокого ума и праведных помыслов:

— Все преходяще в этом мире, — молвил он, — только свет Божественной Истины указует правильный путь. Ради него стоит пожертвовать всеми благами земными, всеми обольщениями жизни сей, ибо тленны и тщетны они.

Эти слова как раскаленное железо пронзили сердце Нумана, потрясли покой его души. Замолчал он, а когда наступила полночь, спустился с дворцовой кровли и устремился в пустыню, не оставив следа — словно растворился в темноте ночной. Кинулись его искать, всю пустыню исходили, все тропки, все уголки укромные обшарили — не нашли. Так исчез из мира царь Нуман, покинув все свои несметные богатства, дворцы и сокровищницы, покинув сына Мунзира и власть.

Мунзир долго горевал, забросив государственные дела, но пришел срок умерить печаль, взять в руки бразды правления, — и Мунзир вступил на йеменский трон, стал управлять страной разумно и справедливо, а заботы по воспитанию и обучению Бахрама принял на себя.

Бахрам начал постигать науки и искусства, которыми положено владеть царям. Выучив грамоту, он кроме родного персидского освоил арабский и греческий языки, под руководством мудрого мобеда* принялся читать древние книги. Ход и порядок небесных светил преподал ему сам царь Мунзир, которому ведомы были тайны созвездий и вращения небесных сфер. Затем царевич взялся за геометрию, изучил книгу «Альмагест»* и звездные таблицы, а также другие ученые сочинения и все это сочетал с наблюдениями за небом и землей, которые производил при помощи астролябии, компаса и отвеса.

Но кроме книжных наук он овладел и воинским искусством, и охотничьим мастерством, обучился верховой езде и игре в чоуган* — ведь это все занятия благородные, подобающие знати и царям. В степи, устремляясь за волком или львом, он обгонял ветер, в стрельбе из лука не было ему равных, пред его мечом яичной скорлупкой казался любой щит, а копье разило с такой меткостью, что на скаку он попадал в кольцо, да что там, — завиток в гриве льва, бегущего за серной, мог пронзить юный царевич одним метким ударом. Воспитатели и приближенные гордились его доблестью, и скоро Бахрама повсюду стали называть «Звездою Йемена».

Охотничьи подвиги Бахрама

Среди лучших арабских скакунов отобрал себе Бахрам в царском табуне двух коней: гнедого и рыжего, оба были сильными и резвыми на диво, бежали легко и плавно, точно волна морская. Когда Бахрам мчался по степи на рыжем, табуны диких онагров приветственно ржали, восхищаясь безупречной статью коня, способного, казалось, оставить позади ветер. Онагры были любимой дичью Бахрама, он ловил их бессчетно: догонит, накинет аркан и валит наземь голыми руками. Но убивал пойманных редко: малолеток вообще отпускал на все четыре стороны, только тавро свое ставил им на круп. Это был знак, что животное под покровительством самого Бахрама, вроде бы охранная грамота. И никто из охотников клеймёных онагров потом не трогал: если попадет кому в руки один такой, охотник только поцелует тавро царское и пустит зверя на волю. Увы, теперь о тех временах и обычае том и не вспоминает никто!