Неоновая библия

– Клайд считает, что может найти нам хорошую работу, постоянную – в Нэшвилле, на радио или в пластинках.

Нэшвилл. Странно как-то звучит. Тетя Мэй в Нэшвилле.

– А как же я и Мама?

– В том-то и дело, голубчик. Этого-то я и боялась, но если мы получим работу, я могу вас обоих туда выписать. Этот человек Билл сказал Клайду, что подыщет нам что-нибудь совсем скоро. Разве непонятно? Я могу заработать кучу денег.

Все это мне казалось каким-то курьезным. Тетя Мэй в Нэшвилле с Клайдом. Она не знала, насколько там задержится. А еще Мама. Что я стану с нею делать? Я ее боюсь, даже когда Тетя Мэй рядом. А что мы станем есть? Но я по-прежнему еще ничего Тете Мэй не сказал.

– Послушай, голубчик, я уезжаю отсюда автобусом послезавтра. И не беспокойся. Совсем недолго пройдет, и вы с Мамой от меня билеты на поезд получите, слышишь?

Все вдруг сразу по мне ударило так, как ему и следовало с самого начала. Она действительно собирается оставить меня с Мамой. Ум мой вновь весь расперло, я поднял голову и посмотрел на Тетю Мэй.

– Но что же я буду делать с Мамой? Я весь день работаю, а она тут одна, и что мы будем есть? Если б я…

– Не о чем волноваться, голубчик. Я же с нею целыми днями была. Она просто сидит на старой капустной грядке твоего Папки или еще где-нибудь в доме. Нет от нее никаких хлопот. Ты ее тут на весь день можешь оставлять совершенно точно, и никаких неприятностей не будет.

Я попробовал думать о том, что говорит Тетя Мэй, но не мог. Только и понимал, что она не шутит – она уедет. Знай я про это неделей раньше или как-то, может, я б и сумел придумать, что делать по дому, пока ее нет, а вот так все слишком вдруг. Меня взаправду оставят дома одного с Мамой, все для нее делать. Тетя Мэй в Нэшвилле, Папка в Италии, а я тут с Мамой. Все это вместе бежало у меня в уме так быстро, что я не мог ничего придержать, чтоб успеть об этом подумать. Я просто не отрывался от клеенки. Та же самая лежала на кухонном столе, сколько мы в этом доме жили, но блестящий верхний слой у нее уже стирался трещинками и складками по всей поверхности, и проступала жесткая ткань из-под низу. Я водил пальцами по этим маленьким клочкам тканевой основы и чувствовал, как грубо они мне трут пальцы. Совсем не то, если возить по скользкой клеенке.

– Послушай, голубчик. Может, мне и не следует так поступать, но раньше мне такой возможности не открывалось ни разу, даже в молодости. Я могу попасть на радио и пластинки. Ты меня слушаешь, Дейв? Не похоже, чтоб ты вообще слышал, что я тебе говорю. Посмотри. Брось работу в аптеке. Тогда сможешь целый день тут быть с Мамой, слышишь меня? Через неделю, может две, вы от меня получите билеты до Нэшвилла. А когда доберетесь до Нэшвилла, Дэйв, может, сможешь опять в школу пойти, там же хорошие есть. В больших городах школы хорошие, Дейв, а зарабатывать я стану столько, что тебе хватит бросить эту работу и доучиться. Вот и скажешь завтра Мистеру Уильямзу, что хочешь уволиться.

Меня подмывало спросить Тетю Мэй о многом, но я не спросил. Хотелось знать, что я буду есть, Мама тоже, когда Тетя Мэй сбежит. Да еще и в Нэшвилл с Клайдом. Я понимал, что Клайд уже старый, но про него я больше ничего не знал. Когда я его с нею видел, вел он себя совсем не как старик, и только это тоже я и знал, больше ничего. Бросать работу у Мистера Уильямза мне совсем не хотелось. Пойди я и брось ее – потеряю лучшую работу, какую мне где бы то ни было дадут. А Мистер Уильямз станет считать, что я неблагодарный – за то, что он сделал, вообще дав мне эту работу.

Тетя Мэй обошла мой стул и поцеловала меня в макушку. Я ничего не делал – лишь смотрел в заднюю дверь туда, где Мама была где-то среди сосен. Уже начинало темнеть, и обычно она в это время возвращалась домой. Совсем скоро я увидел, как она подходит под светло-зеленой хвоей в сумраке: юбку поддерживает повыше, словно корзинку, у нее там шишки, каких набрала, наверное, под соснами. Я посмотрел, как она приближается к задним ступенькам, и попробовал подумать, как одному мне с нею жить, пусть даже всего две недели. Тот чудной зуд опять побежал у меня по внутренним сторонам ног от пяток, и я просто сидел и тер пальцем сношенные клочки на клеенке.

Когда Мама зашла, Тетя Мэй протянула руку и зажгла свет. Потом закрыла старую сетчатую дверь, потому что у Мамы руки были заняты шишками. Мама приблизилась к столу и вывалила на него шишки горкой, прямо посреди клеенки. Все руки у нее были в глине оттого, что шишки она выковыривала из земли, а к юбке пристали какие-то листики.

– Вот, – произнесла она.