Неоновая библия

Я посмотрел на нее, а она посмотрела на меня и улыбнулась. Я улыбнулся ей в ответ, но меня удивило, как она сейчас выглядела. Казалось, всего за день она состарилась – даже по сравнению с тем, какой я видел ее утром. Я знал, что она по-прежнему на меня смотрит, поэтому выглянул в заднюю дверь, уставился в темноту, что опускалась между сосен, но думал я о том, как Мама выглядит – это лицо у нее как шкура, когда ее натягивают, чтобы сделать барабаны, а волосы – все равно что белая проволока. Подумал про ее глаза, с этим чудны́м взглядом, а потом – о том времени, когда она была хорошенькой и мягкой, и я ее, бывало, целовал и за нее держался, а теперь вот я ее боюсь и не хочу к ней даже близко подходить.

Тетя Мэй подала мне знак, чтоб я вышел из кухни, а Мама смогла бы поесть.

Назавтра я пошел в аптечную лавку и сказал Мистеру Уильямзу, что мне надо уволиться. Сперва он подумал, что я над ним смеюсь. Потом я ему сказал, что не шучу – я вынужден, потому что Тетя Мэй меня на некоторое время с Мамой одного оставляет. Он посмотрел на меня так же грустно, как и Тетя Мэй смотрела, а мне захотелось, чтоб он уже бросил это и меня отпустил. Он сходил к кассе, вытащил оттуда денег, сложил их в конверт и отдал мне. Я не знал, что ему сказать, да и он сам, наверное, тоже, поэтому я просто ушел, но его поблагодарил и был этому рад. Потом по пути вверх по склону я подумал, что, может, неправильно мне было брать у него деньги. Но возвращаться я не стал.

А следующий день уже был тот, когда Тетя Мэй уезжала. Денег на поезд ей не хватало, поэтому ехала она автобусом. Я посмотрел, как она складывает вещи у себя в комнате, и помог ей закрыть крышку старого чемодана, какой у нее был. Очень осторожно, чтобы альбом не помять, – тот лежал прямо сверху всей ее одежды, – когда я наконец нажал на замок, чтобы щелкнул. Тетя Мэй надела большую шляпу – ту же, что на ней была, когда она только приехала жить с нами, – и даже не подумала про это, зато я подумал.

Когда она уже совсем собралась, мы поискали Маму, но той нигде не оказалось. Наверное, где-то сзади гуляла, но времени ее искать у нас не оставалось. Автобус проезжал наш городок через полчаса.

Я взял чемодан Тети Мэй и посмотрел на его наклейки из Нового Орлеана, Билокси и Мобайла, а она волосы себе булавкой скалывала. Когда мы вышли на крыльцо, похолодало, поэтому я закрыл за нами переднюю дверь. Спускаясь по тропке, Тетя Мэй говорила, что́ мне делать с едой, где искать в кухне банки и где лежит сковородка яичницу жарить, и когда она мне напишет про билеты, да только я не слушал, что там она мне говорила. Я думал о том, как мы, бывало, ходили с ней вместе, когда я был маленьким мальчишкой. Тетя Мэй тогда носила ту же самую шляпу, но та смотрелась новее и ярче, а я вряд ли где видел такие большущие шляпы, как у нее. Но вот сама Тетя Мэй выглядела примерно так же, только одежда на ней теперь была такая же, как у кого угодно у нас в долине, а не те другие вещи, какие она сперва носила. Тогда-то я и подумал о том, насколько Тетя Мэй, по-моему, старая. Наверное, я никогда крепко не задумывался про ее возраст, потому что она такая здоровая была, раз все сама делала. А на самом деле Тетя Мэй очень старая, подумал вдруг я и посмотрел ей на волосы. Те были желтые, как обычно. И мне стало ее жалко. Даже не знаю, с чего это. Может, подумал о том, что ей столько ехать аж в Нэшвилл и быть там с Клайдом.

На все горки вокруг уже и впрямь пришла осень. Сосны хлестали друг дружку на ветру в вышине, а возле самой земли оставалось как бы покойно, и все равно было так же ветрено, но все ж не так, как наверху, где сосны заканчивались. Вокруг наших ног заметало кое-какую листву с кустов, росших на просторе, несло ее по тропке в городок. Я пожалел, что не надел пальто, потому что на руках у меня уже высыпали мурашки, как бывает всегда, если холодно. На Тете Мэй тоже пальто не было, а я знал, что в Нэшвилле будет еще холоднее, но когда я ей про это сказал, она ответила, что у нас нет времени возвращаться в дом за пальто.

В городок мы спустились под ярко-голубым небом. Листва, что не отставала от нас вниз по склону, смешалась с какой-то другой листвой на улицах, и ее сдувало по канавам, вздымало во дворы и окна ехавших машин, и листики оставались там на стеклах, как приклеенные, пока машина не переставала двигаться. Автобус останавливался перед цирюльней, поэтому мы дошли до нее по Главной улице и принялись ждать на обочине. Чемодан у Тети Мэй был тяжелый, и я радовался, что теперь его можно поставить.

Тетя Мэй вгляделась вдаль улицы, не идет ли автобус, а когда вновь повернулась ко мне, я заметил, что глаза у нее снизу мокрые.

– Это ветерок холодный, голубчик. От него у меня вечно глаза слезятся.