– С тех пор он не разговаривал, – продолжил Чарльз, к счастью, не обратив на замечания Восставшего никакого внимания. – Кое-что продолжает заставлять его нервничать. Матушка Долорес решила, что будет лучше задержать его здесь, поскольку в гарнизоне весьма много оружия. Не то чтобы он использовал его, чтобы навредить кому-нибудь, – быстро добавил он. – Просто оно…
– Расстраивает его. Я поняла.
Солдат облегченно выдохнул.
– По тому, как некоторые люди реагируют на него, узнав, что произошло, можно подумать, что он все еще является одержимым. – Чарльз еще больше понизил голос, выглядя несчастным. – Что бы с ним ни творилось, матушка Долорес не может это исцелить. Она говорит, что это травма разума.
– Я знала кое-кого вроде него, – сказала я. – Ему просто нужно время.
Лицо Чарльза просветлело.
– Им стало лучше?
Я вспомнила, как пряталась под кроватью от Маргариты. Дергалась всякий раз, когда сестры пытались прикоснуться ко мне. Сидела в трапезной одна, пока другие послушницы шептались.
– В целом – да, – наконец ответила я.
– Что ты имел в виду, когда сказал, что Жан может оказаться полезным? – спросила я, закрыв дверь конюшни и оставшись наедине с лошадьми.
Большинство из них были крупными, мускулистыми животными, выведенными специально для того, чтобы перевозить трупы в монастырских повозках. Они с любопытством тянули головы из своих стойл, приветствуя меня тихим фырканьем и ржанием.
–
– Не называй его так, – попросила я, но все же направилась вглубь хлева, где обнаружила лестницу, ведущую на сеновал.
Восставший вздрогнул, когда по стропилам с писком пронеслась крыса.
–
Я пожала плечами, вглядываясь в непроглядную темноту чердака, пытаясь прикинуть, ударюсь ли головой о наклонный потолок, если выпрямлюсь во весь рост.
–
Я решила не заострять внимание на том, что Восставший уже мертв. Поэтому подошла к двери и распахнула ее. Когда внутрь хлынул чистый солнечный свет и поток холодного, свежего воздуха, Восставший расслабился. Выглянув, я увидела, что Жан все еще стоит во дворе внизу. Он шел следом за Чарльзом и мной до самой конюшни.
Чарльз тоже все еще был там, бесцельно слоняясь по грязному двору, пиная куски соломы и бессмысленно рассматривая цыплят. Тянул время.
– Я ухожу, Жан, – сказал он наконец.
Жан не пошевелился. Мне была видна только макушка его обритой, пораженной скверной головы, но и этого было достаточно, чтобы понять, что он не обращает внимания на Чарльза, уставившись в пустоту.
Солдат посмотрел вниз и глубоко вздохнул, успокаиваясь. Затем он расправил плечи и поднял голову.
– Ладно, Жан. Может быть, завтра.
Он подошел к другу и похлопал его по руке, после чего отправился за своим мечом, который я спрятала за корытом с водой. Я смотрела, как он уходит, подавленный.
Возможно, Жан не стал бы одержимым, если бы я проснулась чуть раньше и быстрее добралась до Бонсанта. Их друг Роланд мог бы не умереть.
Если бы я не сделала остановку, чтобы съесть те яблоки, если бы не задержалась, глядя на город на горизонте…
Я могла свести себя с ума подобными мыслями. С той силой, что обладала сейчас, я могла измерять каждый выбор, сделанный мной, в человеческих жизнях.
На меня навалилась усталость. Я сползла по стене, чувствуя, как занозы цепляются за мой плащ, и рухнула на сено. Глаза были словно запорошены песком. Я зажмурилась, прежде чем подать голос.
– Теперь мы можем разговаривать. Жану ничего не услышать оттуда.
–
– Ты всегда хочешь болтать. – К этому времени я уже многое знала о Восставшем.
–
– Не думаю, что ты прав насчет того, что Леандр контролирует духов, – ответила я, не обращая внимания на его последнюю реплику. – Они напали на него, когда устроили засаду на повозку. А в Наймсе он был удивлен, узнав об одержимых солдатах.