Неопалимая

– Старой Магии потребуется время, чтобы угаснуть. Между тем в твоем нынешнем состоянии, если я попытаюсь отследить ее, ты можешь не выжить. И уверяю тебя, ты не сможешь никому помочь, если будешь мертва. – Его голос, казалось, становился все тише, все дальше. – Если ты хочешь спасти других людей, следует помнить, что сначала нужно спасти себя.

Я спала. И спала. Один раз почти проснулась, услышав звон пятичасового колокола. Поздний свет, проникавший через дверь на чердак, был цвета топленого масла, в его лучах лениво кружились частички пыли.

В следующий раз я проснулась от того, что меня снова начал трясти Восставший.

– Монашка, ты должна проснуться, – призывал он. – Тебе нездоровится.

Я застонала. Тело, казалось, раскалилось от безжалостного солнечного тепла, но когда я распахнула глаза, солнце уже село. За дверью чердака висел квадрат ночного неба. Сорочка липла к телу от пота.

– У тебя жар. Тебе нужна вода.

Я подняла себя в вертикальное положение, но снова завалилась на бок спустя мгновение. Веки налились неподъемной тяжестью и закрывались сами по себе.

Восставший подождал. Затем его голос зазвучал снова, жестокий и злобный.

– Овладеть тобой в таком состоянии было бы проще простого. Я могу пожрать каждую душу в этом монастыре. Каждую отвратительную монашку, каждого вонючего крестьянина, и ты будешь вынуждена смотреть.

Чердак вокруг меня шатался. Я распрямилась, стоя по колено в сене, на дрожащих, словно у новорожденного жеребенка, ногах.

– Теперь спускайся по лестнице, – повелел Восставший все тем же командным тоном.

Не понимая, что происходит, я поспешила повиноваться. Чувствовала, как он поддерживает мои дрожащие руки на перекладинах. Вслепую протиснулась в дверь, выскочила на темный двор, упала на колени в грязь возле колодца и жадно напилась из ковша.

– Ты в худшем состоянии, чем я думал, монашка, – размышлял про себя Восставший. В его голосе звучала злоба, но не на меня; я была едва в сознании, как поняла потом. Он метался в моей голове, пока я прислонялась к прохладным камням колодца, чувствуя их облегчающую свежесть на своем лбу. – Из всех проблем, с которыми я ожидал столкнуться, управляя необученным человечишкой, на такую даже не рассчитывал. Мои предыдущие сосуды, по крайней мере, понимали, как заботиться о своем теле. Вот что мы сделаем, – сказал он мне, но я уже уплывала прочь. Последнее, что я услышала, было: – Монашка? Ты меня слушаешь? Монашка!

Глава двенадцать

Сознание вернулось в потоке белого света. Лишь это и убедило меня в том, что я все еще жива. Священные тексты описывали загробную жизнь Госпожи как место спокойного полумрака, вечно освещаемое звездами. Воздух здесь, где бы я ни находилась, пах терпкими целебными травами.

Меня окружали бормочущие голоса, которые отдавались слабым эхом, словно разносясь по коридору; вдалеке туда-сюда бодро стучали чьи-то шаги. Попытавшись пошевелиться, я обнаружила, что меня окружает постельное белье. В теле чувствовались слабость и странная легкость, словно высохшая оболочка насекомого.

– На этот раз ты проснулась, монашка? А, так и есть.

Я втянула воздух, сердцебиение участилось.

– Нет, не пытайся снова вставать – ты уже делала так раньше. Они могут прибегнуть к привязыванию, вместо того чтобы просто опоить тебя. Как выяснилось, с тобой кошмарно иметь дело, даже когда ты в беспамятстве и сгораешь от лихорадки.

Я узнала вкус сиропа, что ощущала во рту; это был тот же самый настой, который мне давали в Наймсе. Кое-как открыла глаза, но тут же снова зажмурилась, обнаружив, что окружающее меня пространство болезненно яркое. Я раздвинула сухие, потрескавшиеся губы.