Неопалимая

«Она утверждает, что является твоей подругой».

В груди что-то перевернулось. Я задумалась, не привела ли лихорадка к повреждению внутренних органов.

– То же самое можно сказать и о тебе, – продолжила я. – Все, что нам нужно делать, это хранить секреты друг друга.

Восставший слушал наш обмен мнениями с чем-то близким к ужасу.

– О, даже не представляю, что в этом прекрасном плане может пойти не так.

– Но мне нельзя оставаться в лазарете, – закончила я, игнорируя его.

Маргарита отшатнулась.

– Тебе придется. Разве ты не слышала, что я сказала? Ты едва не умерла.

Она снова внимательно смотрела на меня.

– Мне уже лучше.

– Нет, не лучше! – в один голос сказали Маргарита и Восставший. Дух скривился. – Ты даже встать не можешь, – продолжила девушка. – В любом случае целители дают клятву не рассказывать о своих пациентах. Если кто-либо из них увидит твои руки, они не позволят слухам об этом распространиться за пределы лазарета.

Вот о чем мне следовало беспокоиться. На самом деле, я лишь думала о том, что могу сойти с ума в окружении такого количества людей, особенно если кто-нибудь из них попытается заговорить со мной.

– Откуда ты знаешь? – спросила я, скрывая тревогу.

Она застыла в гневном изумлении, словно я дала ей пощечину.

– Ты никогда не замечала, где я проводила все свое свободное время в монастыре, не так ли? С тех пор, как Матильда заболела потницей. – Когда я не ответила, Маргарита с горечью посмотрела на меня. – Мне нужно идти. Ты не самый важный человек во всем мире. У меня есть и другие пациенты, за которыми нужно присматривать.

Она вернулась спустя мгновение, с порозовевшими щеками, подхватила упавший амулет и снова поспешила прочь.

Восставший задумчиво наблюдал, как она уходит.

– Что ж, похоже, у нас нет выбора. Нам придется под пытками выведать местонахождение моего реликвария, а затем убить ее.

Я откинулась назад, обессиленная.

– Мы не будем убивать Маргариту.

– Только подумай, как приятно будет избавиться от ее тела.

– Восставший!

– Я знаю толк в пытках тисками, – произнес он. – Один из моих предыдущих сосудов – не самый любимый, кстати, – обожал использовать их в качестве инструмента самоистязания.

Я натянула на голову одеяло, словно таким образом можно было отгородиться от голоса Восставшего. По крайней мере, это не позволит никому заметить, что я разговариваю сама с собой.

– Нам нужно вернуть мой реликварий, – сердито шипел он. – Она может передать его монашкам в любой момент.

– Сомневаюсь, что Маргарита это сделает, – ответила я, представив, как пройдет подобный разговор. – Она могла умереть, пытаясь попасть сюда. И уже рассказала бы все монахиням, если бы не посчитала, что у нее нет другого выбора.

– Приведение предыдущих примеров плохих выборов в ее жалкой жизни не успокаивает меня, монашка.

Я не была в этом так уверена. Маргарита вынашивала план побега – который увенчался успехом, – а я не имела ни малейшего представления об этом. Она пережила путешествие, после чего ей удалось скрывать свою личность в Бонсанте несколько дней. Если она уже давно помогала в лазарете, как говорила та сестра, то ей, вероятно, удалось пробраться в город с одним из караванов с припасами. Все это требовало незаурядного ума и изворотливости.

В смятении я задумалась, что вообще о ней знаю.

– Я полагаю, что пока будет лучше позволить ей хранить твой реликварий. Мы привлекли бы слишком много внимания, напав на нее. – Не в последнюю очередь потому, что в моем нынешнем состоянии она может победить. – И если Круг узнает, что я все еще жива, то явно не будет ожидать найти реликвию святой Евгении у Маргариты.

Восставший не согласился. Мы спорили до тех пор, пока у меня не закружилась голова и не пришлось свернуться калачиком, закрыв глаза. Тогда он затих. Я бы решила, что он дуется, если бы не его холодные, осторожные прикосновения, скользящие по моему телу, словно он осматривал меня на предмет повреждений. Последней мыслью перед тем, как отключилась, было то, что мне, видимо, действительно было худо, раз это так обеспокоило его.

Остаток дня я то просыпалась, то засыпала снова. В конце концов, Восставший оповестил меня, что кто-то приближается.

– Кто бы это ни был, от него пахнет ладаном, овсянкой и душераздирающими страданиями… Ну конечно. Монашка.