Неопалимая

Трудно описать, что я тогда испытала. Всю жизнь полагала, что все во мне было таким же маленьким, тусклым и грязным, как и внутренности того сарая. Но высокие, чистые ноты, казалось, отдавались эхом в неосвещенных углах моей души, обнажая ее форму, более грандиозную, чем я когда-либо подозревала. И этот звук наполнял меня тоской по чему-то непонятному, подобно отчаянной жажде. Только желала я не воды или чего-то еще, существовавшего в той, прежней, жизни.

Матушка Кэтрин нашла меня после вцепившейся в спинку скамьи напротив так, словно меня сносило в море. Она показала мне, как неподвижно стоит пламя свечей по всей часовне.

Теперь, вдали от монастыря, впервые с момента моего приезда, я поняла, что тоска, какую испытывала в тот день и много дней спустя, была тоской по дому. Тоской по месту, где я никогда не бывала, по ответам на вопросы, что носила в своем сердце, но для которых у меня не находилось слов. Тогда я не осознавала этого, потому что не понимала, что значит иметь дом.

Я уже почти погрузилась в сон, когда в крыле раздались голоса, сопровождаемые тихим шарканьем шагов. Пара сестер патрулировала коридор, следя за тем, чтобы с пациентами ничего не случилось. Они проходили мимо спящих, некоторые из которых храпели, другие лежали неподвижно в дремоте. Несмотря на то, что уже полностью проснулась, я лежала тихо и делала вид, что тоже погружена в сон.

– С момента битвы минуло два дня, а в Ройшале до сих пор нигде не было замечено ни одного опасного духа, – прошептала одна из сестер. – Думаете, это возможно? Артемизия Наймская действительно святая?

Другая монахиня вздохнула. Я ощутила, как напрягся Восставший, и еще до того, как она заговорила, поняла, что это была матушка Долорес.

– Боюсь, что век святых и чудес – это не то, чему стоит радоваться, сестра Мари. Госпожа посылает нам такие дары только во времена тьмы. Помнишь ли ты писание святой Лилианы?

Сестра на мгновение замолчала. Затем зашептала:

– И вот тихий колокол просыпается, возвещая о Мертвых; и зажигается последняя свеча против надвигающейся ночи…

Я напрягла слух, чтобы услышать больше, но их голоса стихли, когда сестры вышли из зала, оставив холодный комок в моем животе и один томительный образ – устойчивого пламени свечи, медленно догорающей, – единственного оставшегося света, сдерживающего тьму.

Глава тринадцать

На следующее утро я проснулась в другом мире. Повсюду на соломенных тюфяках лежали стонущие люди, между ними туда-сюда торопливо сновали сестры. Пришла Маргарита с раскрасневшимися от переутомления щеками объяснила, что в монастырь пришла болезнь. Пока она поразила лишь тех беженцев, что ночевали в лагере, но существовали опасения, что зараза может распространиться дальше.

Вскоре у сестер почти не осталось места, чтобы ходить по коридорам. Наспех собранные тюфяки лежали вплотную к моему, и мне было достаточно протянуть руку, чтобы коснуться трех других пациентов, хотя я не пыталась. Я приготовилась к нежелательной компании и нарастающему зловонию. Возвращаться в сон было нельзя. Сестры постоянно сновали мимо, чтобы помочь больным добраться до отхожего места, иногда не успевая вовремя, что приводило к катастрофическим последствиям.

Восставший наблюдал за разворачивающейся картиной с таким ужасом, что у меня волосы вставали дыбом.

– Отвратительно, – прошипел он, когда один человек скорчился в рвотных позывах, прижавшись к стене. – Сколько различных жидкостей может находиться в их телах? Если я чего-то и не упустил из виду, пребывая в сосуде, так это то, что вынужден терпеть ужасающие объемы сточных вод, которые вы, люди, извергаете из каждого отверстия при малейшей возможности.

– Они делают это неспециально, – заметила я, не беспокоясь о том, что меня могут услышать. Мои соседи были слишком озабочены собственными страданиями, чтобы заметить. – Это непроизвольное.

– И это должно заставить меня почувствовать себя лучше? – визгливо возразил он.

Восставший вел себя так все утро, что выдавало его нервозность. Я уже заметила, что болтливость духа возрастает, когда он впадает в панику. Поэтому решила, что лучшей стратегией будет игнорировать его. Вместо этого мое внимание сосредоточилось на Маргарите.