Читаем Неосознанное стремление (СИ) полностью

С каждым шагом, приближающим их к больнице, рука Билла, которую Том крепко сжимал своей, становилась все напряженней, черты лица все сильнее заострялись, надевая привычную безэмоциональную маску.

- Билл, я знаю, это трудно, просто знай, что мысленно я с тобой, - постарался успокоить его Том.

Билл поправил на шее черный шарф, на его контрасте ненакрашенное лицо казалось чересчур бледным.

- Где ты меня подождешь?

- На улице, на лавочке. Тут курить можно, я хоть время скоротаю. Долго планируешь там пробыть?

Билл дернул плечом и посмотрел на серое здание больницы.

- Сначала надо с врачом переговорить, отдать деньги, а потом… не думаю, что с ней я пробуду долго. Она меня не узнает, наверное.

Том поддался порыву и крепко его обнял, утыкаясь в шелковистые волосы, которые трепал ветер.

- Не торопись. Я подожду, сколько потребуется. Побудь с ней.

Билл быстро, но нежно скользнул губами по его щеке, отстранился и твердым уверенным шагом зашел в широкие двери психбольницы.

Том прождал его около получаса. Солнце приятно припекало, но это никак не спасало его от грустных мыслей. На душе было прескверно, как и требовала ситуация. Он сидел у стационара психбольницы, на окнах которого были ржавые решетки, накануне полета в ненавистный город, где его любимого человека будут бить и трахать, и он ничего с этим поделать не мог. Сигареты таяли одна за другой, в груди уже болели забитые дымом бронхи, но сердце все ровно щемило, рвало и сжимало тисками. Наверное, так чувствует себя человек в острейшей стадии инфаркта. А им же вводят в вену морфин, чтобы обезболить. Наверное, только сильный наркотик смог бы облегчить его страдания.

Том вспомнил стихи Билла, представил как хрупкий, уставший паренек, в свете ночной лампы кажущийся совсем ребенком, старательно выводит буквы на листке бумаге. Как вздрагивает от каждого шума, боясь, что вернется его жестокий отчим. И все думает и думает о нем. Об их встречах, общих желаниях и чувствах…

Глаза защипало, и Том потер их пальцами свободной от сигареты руки.

- Не одолжишь сигаретку? – он услышал сбоку родной голос, повернул голову и увидел Билла, который стоял около противоположного края скамейки и слегка улыбался. Его черные волосы на ярком солнечном свете переливались перламутром.

- Что?

-Я сигаретку попросил, - ухмыляясь, сказал Билл, и Том рассмеялся, прекрасно понимая, что брюнет делает отсыл к их первой встрече.

Напряжение немного отступило, и Том внутренне поблагодарил любимого, который смог немного разрядить обстановку, начиная диалог с приятного воспоминания.

-Наша лавочка лучше.

Билл кивнул и сел рядом.

-Конечно, она же наша.

Он вырвал сигарету их губ Тома и сделал глубокую затяжку.

-Я, правда, свои дома забыл.

-Как все прошло?

Билл молчал пару минут, собираясь с мыслями.

-Изменений в ее состоянии нет.

-Ты совсем недолго.

-Это немного устрашающе видеть ее такой. Она лежит и смотрит в потолок. Совсем не шевелится, даже не видно дышит ли. И везде этот запах. Безнадежности и мочи. Я понимаю, что отделение для лежачих, но я плачу такие деньги, а там все равно воняет.

Том тяжело выдохнул и переплел их пальцы.

- Что сказал доктор?

- Он смотрит на меня будто я предатель. Кинул маму здесь, а сам развлекаюсь в другом городе, приезжая раз в полгода.

-Бред, врачам обычно на такое пофиг.

-Да нет же. И он прав в чем-то. У нее нет мотивации для выздоровления. Там от одного запаха чирикнуться можно. Если бы я приходил каждый день, разговаривал с ней, делился мыслями… А что я могу ей сейчас про себя рассказать? Смотри, мам, твой любимый сын, который не мог уснуть без сказки на ночь, когда за окном бушевала гроза, стал грязной шлюхой. Что мы с ее муженьком иногда кувыркаемся так, что картины со стен падают.

-Билл!

-Извини, но так правда же. Мы с ней за год до того случая с отцом Фрэнка постепенно отдалялись друг от друга. Она не могла меня понять, я тогда слетел с катушек, пил, курил травку, шлялся по всяким вечеринкам, постоянно где-то пропадал, в основном с Бруно, конечно, но это сути не меняет. Когда Йорг впервые… ну ты понял. Я сам этого хотел. Я был маленький, глупый, очень глупый. Он привлекал меня своей такой неординарной личностью. Все его боятся, а он красивый, холодный, опасный. Он всегда все держит под контролем, его трудно просчитать, его невозможно постичь, он всегда хозяин положения. Знаешь, какого это, быть слабостью такого человека?

Том мотнул головой. Он охеревал от откровенностей брюнета. С одной стороны хотелось, чтобы он поскорее замолчал и прекратил эту пытку, а с другой хотелось и дальше слушать подробности его жизни. Возможно, тогда он перестанет быть для него загадкой.

- Первые пару месяцев я упивался этим. Он как комнатная собачка бегал за мной и по взмаху моей руки ложился на спину, принимая позу подчинения. Вот тогда мама и поняла, что происходит. Она злилась, ведь любила Йорга, ну я так думал. Не знаю, как было на самом деле.

Билл замолчал, чтобы перевести дыхание.

- Что было дальше?

-Тебе неприятно?

-Я хочу знать, Билл. Никаких секретов между нами, помнишь?

Брюнет кивнул.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия