Читаем Неосознанное стремление (СИ) полностью

-Представляю. Может и стоило… иногда я чувствую, как сильно устал от игр… но, - брюнет посмотрел на него загнанными глаза, и Том покрылся мурашками, - я не могу прекратить. Это что-то в голове. Щелкает и я… срываюсь. Иногда я сам себя боюсь. Это как наркотик, у меня зависимость от постоянных масок, вранья и блефа. Мне просто необходимо ходить по краю, чувствовать адреналин. Только несколько часов после хорошего траха я успокаиваюсь, а потом все сначала… Ощущение похоже на сильный зуд в голове. Йорг, он… он пытался пичкать меня какими-то таблетками, но не особо помогло. А когда я обкурюсь, то … меня не остановить. То, что ты прочитал в дневнике Фрэнка… это классический пример, как меня штырит. Я слышу голоса, заставляющие меня что-либо сделать, черт, мне надо было, чтобы он меня трахнул, а этот идиот кончил, как только я к нему притронулся. А бедный Бруно, как я его затрахивал по молодости…

- Может тебе просто не курить? – спросил Том и облизал сухие губы.

- Не в этом дело. У меня в голове кто-то живет, Том. Но тогда в Берлине… я впервые вздохнул спокойно. Меня не заносило, голос молчал почти все время, разве что в антикварной лавке, но этот мудак так быстро сдался, я даже не получил желаемого удовольствия.

- Билл, это немного…

-Надо было рассказать раньше? – переспросил Билл взволнованно.

- Я не знаю… - Том выдохнул, - нет, это никак не влияет на мое к тебе отношение, просто ты же понимаешь, что это не совсем здоровое отношение к окружающим.

Билл рассмеялся.

- Ты думаешь, я тупой что ли? Конечно, я понимаю. Том, я убийца, я соблазнил отчима в пятнадцать, я перетрахался с половиной города, я свел с ума мать, я мотаю нервы лучшему другу, я сделал больно тебе, человеку, которого люблю… Мне даже удивительно, что я вообще смог полюбить. Это пока за пределами моего понимания. Как ты смог добраться даже до того Билла, который сидит глубоко в моей голове, и всех ненавидит? Ему чужды все чувства, он не знает жалости… но при тебе он поддается контролю.

- Господи, как все трудно. Я не знаю, что с тобой делать. Если тебе легко со мной рядом, может я твое лекарство?

Билл широко улыбнулся, и осветил салон свой улыбкой как солнцем, которое сегодня было скрыто за пеленой тяжелых черных туч.

-А вот теперь ты прочитал мои мысли. Я тоже так думаю. Давно это понял, ты то, что мне нужно.

-Знаешь, я тут подумал, - Том потер нос рукой и ухмыльнулся, - как только я приехал, мне говорили, что этот город полон психов - твой отчим, Фрэнк, Бон… а оказалось, что сумасшедший тут только один. Ты.

Парни встретились глазами и нервно рассмеялись.

-Видишь, как все вышло в конце, - сказал Билл и разочарованно покачал головой, - но во всем этом главное то, что я тебя люблю, так?

Брюнет вскинул на него медовые глаза полные надежды.

- Я никогда никого не любил, Том. Возможно, моя любовь - это тяжелый груз, я не знаю. Точнее, скорее всего, так и есть.

Том улыбнулся.

-Глупый, что ты городишь такое? – сказал он нежно и потянулся, чтобы потрепать его за волосы.

- Ты говоришь, тебе страшно, но по-настоящему страшно было мне, когда я впервые осознал, что ты больше не моя игра. Тогда в Берлине, когда я понял, что твоя родинка на щеке значит гораздо больше, чем гребанный Йорг и его смерть.

Нежность его слов пощекотала сердце крыльями бабочки.

Том посмотрел на него со смесью смущения и восторга.

- Значит, ты понял это в Берлине?

- Возможно раньше, но там я посмотрел на это открытыми глазами. Пушистость твоих ресниц стала важнее, чем весь этот город вместе взятый. И вот это было страшно. Играть в игру, которая стала жизнью. Я всегда сам устанавливал правила, а здесь… их просто не было, точнее их придумал кто-то свыше, а мы делаем ходы, все сильнее запутываясь, хотя уже знаем, что победителями нам не выйти.

-Я не знал, - сказал Том, - я думал… - он фыркнул, - думал, весь мир будет у наших ног. Наивный, да?

Билл кивнул и едва заметно улыбнулся.

- А знаешь, что в этом всем самое печальное? – Том мотнул головой, и Билл продолжил, - любовь для тебя привычное дело. Ты любил Бриану, теперь меня, а не встретил бы меня, полюбил Ирму, или Эмму на крайняк. Любовь дается тебе легко, просто, как нажать поршень на зажигалке. В моей же жизни другой любви не было и не будет. Я уверен. Моя любовь константа, твоя же переменная, да еще и способная делиться на ноль, - Билл рассмеялся, увидев в его взгляде замешательство, - я забыл, что в алгебре, ты профан. В идеале на ноль делить нельзя, но если это сделать, чтобы упростить выражение, то выходит ноль, Том.

Он бросил на него недовольный взгляд и на секунду сжал губы.

- Знаешь, это очень обидно, что ты настолько принижаешь мои чувства!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия