Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей

Часа в два вызвали Степаныча в домовую контору, куда из участка приведён был Янов. Он ходил в участок жаловаться, что его на квартире били: «всю ночь», говорил, «меня били».

Конечно, хозяин сказал, что его никто не бил, а что на него с пьянства нашла дурь.

— Так веди же его на квартиру, — сказали хозяину в конторе, — да смотри за ним.

Придя из конторы, Янов опять просидел весь вечер и всю ночь и все бормотал:

— Бейте, бейте, бейте! Всех не убьёте. Пойду в сыскную, все расскажу…

Спал или нет Янов в эти двое суток, и ел ли хоть что — нибудь, я не могу сказать, но на другой день, когда Степаныч положил ему на нары три копейки, он не взял этих денег.

Наконец, после обеда он опять ушёл, оставив на нарах и три копейки, и табак. Нет его час, нет другой и вечер прошёл, его нет, и ночевать он не приходил. Степаныч подумал, что он куда-нибудь скрылся, на утро сходил в домовую контору и отметил его выбывшим.

Прошёл ещё один день, а Янова всё нет. Наконец, вечером, один из наших квартирантов достал где-то «Ведомости Санкт-Петербургского Градоначальства и Санкт-Петербургской Полиции», в которых мы прочитали следующее:

«20-го февраля, в пять часов пополудни шлиссельбургский мещанин наборщик Александр Янов 27-ми лет, проходя в нетрезвом виде по Обуховскому мосту, бросился через решётку в реку Фонтанку. Он тотчас же благополучно был вытащен».

Не знаю, почему Янова признали в «нетрезвом виде» но я положительно знаю, что он последние двое суток ничего не пил, а когда ушёл с квартиры, то ему не на что было напиться.

14

Василий Павлов, молодой и высокий человек. Отец его и теперь ещё состоит биржевым артельщиком и там же находятся два его брата. Кроме того, отец Павлова имеет портерную и постоялый двор в Ямской.

Павлов сначала был отдан в ученье в наборщики, но потом, когда вышел из ученья, спился со своими товарищами, и отец, желая его исправить, определил его тоже в артельщики. Но недолго Павлову пришлось быть артельщиком. Он что-то набедокурил, его выгнали из артели и не выдали залога, который был им внесён в артель.

Тогда Павлов сошёлся опять с наборщиками и вместе с ними попал на квартиру к Степанычу. Сначала ему был здесь почёт, Павлов утверждал, что ему следует получить из артели сто двадцать рублей. И вот, во-первых, рассчитывая отчасти на эту получку, а во-вторых, на его состоятельных отца и братьев, Степаныч и в особенности его жена доверились Павлову и месяца четыре держали его на своём кушаньи и отпускали водку.

Павлов задолжал Степанычу около сорока рублей, но, разумеется, получить денег ему ниоткуда не удалось. Артель наотрез отказала ему в возврате залога, а отец и братья, хотя и давали ему понемногу, но он все получаемое от них немедленно пропивал. Тогда Степаныч отказался его кормить, на квартире же ещё продолжал держать, надеясь, что Павлов как-нибудь расплатиться. Но он прожил у Степаныча более года, а заплатить ему долг не мог. Они нигде не работал, а жил так себе около своих товарищей и, кроме того, не прочь был прихватить и чужбинки.

Однажды кто-то из наборщиков принёс из типографии печатный бланк кассы ссуд, на котором выдаются квитанции на заложенные вещи. С похмелья они надумали этот бланк пустить в дело. Павлов написал на бланке, что приняты в залог ценные вещи и послал этот билет продать.

Тут же в коридоре нашёлся барышник и билет был продан за полтинник. На эти деньги Павлов сейчас же купил полштофа водки и распил его с товарищами.

Между тем, барышник, купивший билет, пошёл в кассу ссуд выкупить вещи, чтобы в свою очередь их продать и сколько-нибудь заработать на этом. Конечно, билет признан был подложным, и барышника арестовали. Он указал, у кого купил билет, а тот, в свою очередь, объяснил, что получил билет от Павлова.

Павлов попал под суд за подлог. Кроме того, что он просидел в предварительной тюрьме четыре месяца, его присудили к девятимесячному аресту в рабочий дом с последствиями. По окончании срока ареста, его выслали на два года под надзор полиции в Валдай… Но Павлов недолго пробыл здесь: ему не понравилось; он выхлопотал перевод в другой город и вместо того возвратился в Петербург. С тех пор Павлов шестой раз выхлопатывает себе перевод и шестой раз возвращается сюда. Он побывал в Новгородской, Тверской, Псковской и Эстляндской губерниях и через короткое время по приходу на место уходит оттуда. Летом он проживает в Петербурге подолгу, потому что обходы бывают реже, да и скрываться удобнее, где ни запрятался — везде тепло, а зимой ему никогда не приходилось жить в столице более двух недель.

Теперь он пришёл из города Везенберга[178] с проходным свидетельством в город Краснояр, Астраханской губернии.

Несмотря на довольно холодное время, он всю дорогу шёл в одном пиджаке и дырявых сапогах. Ноги у него все в болячках — до такой степени потёрты: но, несмотря на это, он не унывает: тотчас по приходе в Вяземский дом, он с товарищами поймал какого-то пьяного, обобрал его на пять рублей и за ночь пропил все деньги.