Непокаянный (СИ)

— О, нет, он и правда редкий гость, это просто у меня память хорошая. Я запоминаю посетителей быстрее, чем они меня.

— Ты не похож на человека, которого трудно запомнить, — неожиданно включается в беседу Дон — и подмигивает Дэвиду.

Тут уж Фил смеётся в голос:

— Ай, спасибо, конечно, чувак, но ты просто других тут ещё не видел.

Дэвид чувствует, что не сможет сдержать влюблённую улыбку в адрес Дона, и решает плюнуть на всё и не пытаться её сдерживать.

Несмотря на это, Дэвида поначалу всё-таки пытаются кадрить. Кто-то строит глазки, кто-то даже присылает напиток… Дону, кажется, не очень комфортно от этого, и, как ни странно, он находит решение сам: поднимается со своего стула и встаёт к Дэвиду вплотную, приобнимает его, а в беседе наклоняется к нему ещё ближе. Поначалу Дон краснеет, как рак, но это срабатывает.

На танцполе гремит музыка — как всегда. Вокруг целуются и обнимаются парочки — как всегда. Тут и там мелькают парни в кинковом прикиде, впрочем, не слишком часто: вечеринка всё же не тематическая… в общем, всё как всегда. В этой обстановке странно видеть Дона, очень странно. Но тот не выглядит особенно шокированным, и отвращения на его лице нет. Есть сдержанное любопытство. Он поглядывает на Поза и на остальных, как бы сравнивая впечатление. Видно, что Дон хочет о многом спросить, но грохот музыки перекрикивать для этого неудобно, так что он, видимо, запоминает свои вопросы на потом — как будто записывает, но мысленно — да, он и раньше так делал. Дэвиду приходится отвернуться на минутку и больно прикусить губу, когда он вспоминает, что всегда, всегда мог сказать точно, когда на Дона находило его писательское настроение.

Дэвид уже чувствует ту привычную когда-то тоску, холодным камнем давящую на сердце, и понимает, что после расставания всё будет только хуже. Он когда-то справился с этим, всё так, но тогда он не знал, каково это на самом деле — быть с Доном. Отдаваться ему. Обладать им. А сейчас это знание перемешано в нём с вновь ожившим восхищением юмором Дона, чуткостью Дона, его щедростью и бескорыстностью, его стойкостью и надёжностью его дружбы. Его бескомпромиссным приятием людей такими, как они есть. Так что Дэвид осознаёт, что одержать победу в этот раз будет нелегко. И всё же он понемногу уже начал планировать, что можно будет сделать дома, чтобы не сдохнуть от этой тоски хотя бы до начала триместра. Потом привычная суета подхватит его и, может быть, станет легче. Станет некогда страдать. «Ну что ты за человек такой, — ворчит сам на себя Дэвид. — У тебя вся ночь впереди, а насладиться ей ты уже не в состоянии». Он гонит мысли о разлуке прочь и, услышав первые аккорды шеровской «Believe», коварно усмехается и тянет упирающегося Скриппса танцевать. В мире достаточно невыдуманного горя, не правда ли, мистер Форстер? ****

Танцует Дон так себе, если честно, но Дэвид всё равно и этот его образ старается запомнить как можно крепче. Только тут кто-то нахально вмешивается и лапает Дона, подойдя со спины. Тот замирает, ошарашенный наглыми прикосновениями к груди, животу, паху — но возмущения не показывает: он видел уже, что тут это нормально, и размахивать своим уставом в чужом монастыре не намерен. Оглядывается на приставучего пьяного паренька, совсем молоденького, качает головой и красноречивым жестом показывает на Дэвида: «Я с ним». Парнишка отвечает что-то вроде «Ну и дурак» и удаляется. Дон растерянно смеётся и кричит Позу на ухо: «Он решил, что я зря тебя предпочёл». Дэвид пожимает плечами, и тут как раз музыка сменяется — удобный повод вернуться к стойке бара, немного поговорить.

— Он по-своему прав, — поясняет произошедшее Дэвид. — Здесь ценится молодость и красота, а ни тем, ни другим я не блещу, как видишь. Мне ещё везёт, что я до сих пор выгляжу почти на двадцать пять. Мои тридцать два — это старость здесь…

— Ты шутишь? Ты сумасшедше красивый.

— Да ну, брось. Тощий, бледный, носатый… ещё и пятнистый, как леопард.

— Пятнистый? Поз, ты про… это, что ли? — Дональд, осмелев от удивления — и немного от алкоголя — касается кончиками пальцев россыпи родинок на щеке Дэвида.

— А про что ещё? Сейчас я уже смирился и бросил стесняться, а поначалу…

— Ну и бестолочь ты. Они меня с ума сводили, — признаётся Дон, продолжая движение пальцев вслед за точками ниже — к шее, ключицам, где воротник рубашки не даёт увидеть продолжение этого «пути». — Я старался о них не думать… а потом по ночам, во сне, целовал каждую, — он тянется вперед и целует их теперь наяву: скулу, шею. Дэвид сначала напрягается от неожиданности: Дон ласкает его у всех на виду! Не то чтобы кто-то смотрел, но всё-таки… Но потом всё же доверчиво подставляется под его ласки, приподнимая голову.

Оторвавшись от видимой части родинок, Дон за бёдра прижимает его крепче к себе и с улыбкой любуется. И прекраснее этой улыбки и этих лучащихся — любовью? — карих глаз Дэвид в жизни не видел вообще ничего.

— Красота в глазах смотрящего, Дон, — улыбается он в ответ. — Если я скажу, что ты просто невероятно красив, лучше сразу поверь мне.