Непокаянный (СИ)

Проснувшись под трезвон будильника, Дон как будто со стороны наблюдает в замедленной съёмке, как неотвратимо разбиваются оба их сердца. Дэвид не ноет, не жалуется. Он шепчет: «Спасибо за эту встречу, Дон». Он улыбается такой невероятно солнечной улыбкой, что Дону слепит глаза… И всё же у него не выходит полностью скрыть своё состояние. Он прижимается к Дону всем телом, ласково и крепко обнимает его и дышит его запахом, ни слова не говоря, как будто хочет надышаться. Жадно гладит ладонями, будто хочет натрогаться. Будто хочет — запомнить. Будто… готов к тому, что они больше не увидятся, уже едва выдерживает боль, но даже не пытается просить о чём-то большем. Дон несколько минут не может говорить, когда понимает это. Пытается сказать что-то ласками, поцелуями, но делает только хуже, потому что создаёт впечатление, что тоже прощается. Он сердится на себя, и тогда наконец получается произнести слова, застрявшие в горле:

— Не надо так, Дэвид. Мы не расстаёмся.

— Нет? — он не верит. Не может поверить. И если бы Дон не знал уже наверняка — он бы не обещал ничего, потому что подарить такую надежду и после его обмануть — слишком жестоко, с Познером он так поступить никогда бы не смог. Но он в этот раз — уверен:

— Дэвид, мы встретимся снова. Я не смогу уже без тебя, без надежды на новую встречу. Когда ты сможешь, как только ты сможешь, я… что-нибудь придумаю. Я выберусь к тебе. Обещаю.

Дэвид смотрит ему прямо в глаза, долго и пристально. Дон, наверное, никогда прежде так подолгу не смотрел в эти глаза. И всё равно — хочется ещё дольше. Дэвид целует его жарко, но коротко.

— Я тоже без тебя вряд ли смогу, — признаётся он. — Какое-то время — конечно, но навсегда — нет. Слишком больно, — Познер вздыхает. — Ох, зря мы всё это затеяли.

— Я знаю, зря. Но теперь уже поздно о чём-то жалеть. Скажи мне, хотя бы примерно, когда?

Дэвид говорит.

***

Собираясь уже, Дэвид спрашивает:

— Ты звонил домой? Как они там?

Он двигается как-то немного сдержанно, и Дон краснеет до ушей, вспоминая его вчерашние слова.

— Я звонил, каждый день, — говорит Дон. — При тебе стеснялся. Лизз скучает по мне, Генри тоже… но меньше. Ему книги сейчас лучшие собеседники, — Дон закрывает глаза, ощущая прилив стыда. Дети скучают без него, а он тут…

— А… Ханна? — впервые спрашивает Познер.

— Мы… почти не общаемся с ней, — впервые сообщает ему Дон.

— Из-за меня?

— Вот честно, не знаю, Поз, — Скриппс разводит руками. — По времени, казалось бы, совпадает. Но мне кажется, что это гораздо раньше началось. Сейчас просто вырвалось на поверхность.

— Ты потому и начал… звонить?

— Да, поэтому.

— И если вы помиритесь снова…

— Я сомневаюсь, Поз. Мы уже пытались мириться. Всё было почти хорошо. А теперь опять… И, знаешь что… Посмотри на меня, пожалуйста.

Господи, этот взгляд. Этот умный, серьёзный, полный понимания взгляд. И упрямо прикушенные губы — Дон прекрасно помнит, ещё со школы, что так Дэвид делает, чтобы не позволить губам дрожать. Если бы только можно было сейчас его не отпускать…

— Дэвид, я чувствую: после всего, что произошло — моя жизнь изменилась. Я сейчас точно могу сказать, что для меня нет в мире человека ближе тебя. Дороже тебя — разве только дети. И что бы Ханна ни предприняла — уже не изменит этого. Я люблю тебя, Дэвид. Гораздо сильнее, чем когда-то в юности. Я не знаю, как это произошло и что из этого получится. Знаю только, что очень сильно люблю.

Дон всё ещё сидит на постели, глядя на Дэвида снизу вверх. Тот, не отрывая взгляда, подходит и садится на пол у его ног. Берёт его руки в свои и целует — пальцы, кисти рук, запястья… Дон останавливает его, обхватывая ладонями его лицо. Дэвид часто моргает несколько раз и с немного сбитым дыханием произносит:

— И я люблю тебя, Дон. Очень сильно.

Ресницы его опускаются, он чуть хмурит брови и чуть плотнее сжимает губы, будто не позволяет себе сказать что-то ещё. Но Дон, кажется, понимает, о чём он не говорит.

— Я не знаю… Прости, но я правда не знаю, смогу ли признаться Ханне прямо сейчас. Это будет тяжёлый скандал, для детей в том числе, и я… просто ещё не готов.

Познер снова удерживает какие-то слова, не даёт им сорваться с губ, смотрит в сторону и вздыхает.

— Я скажу ей, позже, скажу обязательно, — обещает Дон.

— Не спеши, — мягко возражает Дэвид. — Давай сначала встретиться попробуем. Может быть, не выйдет ничего… так зачем детей травмировать.

Боже, Дэвид. Он это серьёзно говорит. Без сарказма и почти без горечи. Дон трёт лицо руками. Он не заслуживает такого сочувствия и понимания от человека, которому причиняет такую боль. Познер сжимает его колено и поднимается на ноги:

— Ну, мне пора.

Он одевается и кутается в шарф, подхватывает сумку. Дону надо идти сдавать ключ от своего номера, но сначала… Он обнимает Дэвида крепко, как только может, и осыпает поцелуями его лицо.

— Береги себя, Дэвид, пожалуйста, — шепчет он. Тот улыбается в ответ:

— Буду беречь. До свидания, Дон.

— До свидания.

***