Непокаянный (СИ)

Всё всегда становилось довольно сложно, когда дело касалось Дональда.

***

Они встречаются. Они всё-таки действительно встречаются. Дэвид пишет письмо, Дон ему перезванивает, они договариваются обо всём. Через несколько недель и всего на одну ночь, но это значит действительно много. Это значит, что они оба готовы стараться, чтобы увидеть друг друга. Чтобы не нарушать данные друг другу обещания. Это значит, к сожалению, и то, что Дон готов врать жене — делать то, за что он себя больше всего корил тогда, в первый раз. Он обещает себе, что это временно (себе, потому что Познер об этом не спрашивает), но очень сложно не забывать, что это неправильно — теперь, когда он начал сознательно делать это.

Он делится с Богом этим, не новым, конечно же, наблюдением: уступив соблазну нарушить какую-нибудь заповедь, тут же, просто мгновенно приходится начинать бороться с соблазном обесценить её. Представить её не такой уж важной, да и не так уж сильно нарушенной, чтобы обелить себя в своих же глазах. Он прекрасно понимает, что этого делать нельзя, и всё-таки это сложно. Чувства после этой мысленной исповеди им владеют смешанные. Он не рискует приписывать высшим сферам ни грустное понимание, ни тихое разочарование, охватывающие его.

Они договариваются о новой встрече. Потом ещё об одной. И ещё. Чаще всего Дону приходится придумывать эти командировки, но если на самом деле подворачивается подходящая — он этим пользуется, конечно. Иногда Познер пишет, что будет в Лондоне, и тогда Дон подстраивается к нему. Есть ли ещё причины для его визитов, кроме встреч с Доном, Дэвид, правда, не говорит. А Дональд не спрашивает.

Все эти ночи они практически не спят. И даже не потому, что всю ночь занимаются сексом (хотя занимаются много, куда больше, чем каждый считал нормой для себя). Они довольно много просто прикасаются друг к другу. Много говорят. Очень много смеются и предаются воспоминаниям. И постепенно, не сразу, робко начинают мечтать о том, каким могло бы быть их совместное будущее.

Тем временем Ханна, конечно же, обращает внимание на участившиеся командировки. Дональд пожимает плечами, бросает: «Новая политика руководства», — и почти не краснеет. Это ему до такой степени не нравится, что он долго матерится про себя и сам себе клянется в следующий раз признаться ей во всём. В следующий раз обязательно. Только ещё немного поживет в мире с радостными Лиззи и Генри. В мире, где они любят его и верят, что бесконечно любимы им. Бесконечно любимы они на самом деле, но смогут ли они продолжать верить в это, увидев, как он собирает чемоданы? Всё может быть, но надеяться слишком не стоит. Не надеяться на лучшее — это же техника Познера, Дон подтрунивал над ней в своё время. Но теперь, оказавшись в настолько тяжёлой ситуации, Скриппс вынужден признать, что только этот подход и может спасти его от потери рассудка.

Если Ханна и верит ему насчет политики руководства, это не мешает ей начать пытаться привлечь его внимание романтическими жестами. Он немного удивлён: почему бы вдруг, ведь раньше всё было ровно наоборот — он пытался настроить её на романтику, а она вздыхала, ворчала или фыркала в ответ. Неужели старая басня про неудачное сватовство сбывается, в который уже раз, только теперь в его жизни, и Ханна теперь заинтересована в нём, как раз когда он потерял всякую надежду, да и интерес. Неужели она почувствовала, что привычный, приевшийся муж начал ускользать куда-то, повернулся в сторону от неё и готовится сделать в ту сторону шаг? Она будто бы беспокоится, не понимая почему, но уверена, что знает, как всё исправить.

О, как Дон был бы рад, если бы она не переставала быть такой ласковой хотя бы после истории с телефоном. Он был бы счастлив каждой улыбке, каждому прикосновению, каждой заботливо принесённой чашке чая. Теперь же он принимает это с неловкостью и лёгкой досадой: Ханна, милая, где же ты раньше была… Он бы расцеловал её в ответ на предложение заняться книгой — а теперь едва удержался от того, чтобы пожать плечами: он давно занимается ей, задерживаясь на работе. Ему и жалко её, но пытаться ответить хотя бы вымученной нежностью он уже просто не хочет. Сдержанно благодарит, но ответных жестов не делает.

К сожалению, Ханна понимает всё это совершенно не так, как он имеет в виду. Ей, похоже, начинает казаться, что она недостаточно старается. Что романтики надо наддать побольше. Дон не может совсем отказать ей, когда она ластится так откровенно — он не решается. Возвращается знакомый, привычный секс, но теперь он кажется чем-то чуждым, почти неправильным. Вся эта история, набирая обороты, катится к катастрофе.

***

Во время свиданий Дон с упоением учится странным и прекрасным вещам, которые можно проделывать с Познером в постели. Некоторые из них, он припоминает, описывал иногда Стю, и он впервые жалеет, что невнимательно слушал не кого-нибудь, а Дейкина.