Непрекрасная Элена

— Эля, утречко! Ты что ль новая лекарка? Чёй-то совсем зло дерёт, аж глаза на лоб лезут, — пробасил огромнейший мужик, издали показывая мне обмотанный тряпками палец. — Отрежь его уже, а?

Простые они тут, как сама правда. В первый день, как я порассказывала о себе, лесники долго думали, в чем польза врача. Затем отправили ко мне на приём первых пациентов. Старых. Те прямо сказали: им не жаль на себе «пробу пытать». Я предупредила, что я не врач, что я училась и не доучилась… Мне посочувствовали. Дали меду, творога и ломоть вепрядевого окорока. Сразу, для знакомства. Когда от моего лечения обнаружилась польза, подарки иссякли, а очередь выросла и помолодела. То есть меня сочли за свою. А своих тут — сказано уже — не жалеют, своих загружают работой в полную их силу.

Я лечу по-всякому. Правлю генную карту, но с осторожностью. Решительно вырезаю скальпелем паразитов и гнойники. С надеждой тычу пальцами в точки, как прочла в той книге, уже упоминала ее… Ну, еще бегаю несколько раз в день к здешнему травнику, вежливо спрашиваю совета. Обучаю массажу и самомассажу больных и их родню. В общем, комбинирую способы.

Лесники выше прочего и сразу оценили хирургию. Я всего-то на словах про аппендикс изложила… и вот странный итог. Чуть что — «отрежь».

Мужик кивнул и сел на порог. Я размотала тряпку, мрачно хмыкнула. Нарыв сам по себе — дело десятое. Но красная рыхлая кожа вкупе с локализацией первичного поражения… всё намекает на то, что в Пуше именуется пана-рицца… так мы прочли.

— А как бы впрямь не пришлось резать, — задумалась я.

— Так дело ясное, Антошка, — обрадовался понятному решению пациент. Имя его не помню. Вроде, он из охотников, дружина как раз вчера ввалилась в поселок с песнями и прибаутками. — По-нашему полностью зовется Антонов огонь… не повезло. Ну чо, оттяпаешь по ладони аль ужо по локтю? Не хоцца по локтю-то.

— Эх, Кузю бы сюда, — затосковала я. Пояснила: — Он умеет звуком вытягивать гниль.

Я даже огляделась. Грустно вздохнула, встала и негромко провыла: «Ку-у-узя»… Как будто он услышит. Синеглазенький теперь сидит, крепко прицепленный к хвосту матушки-принцессы или даже бабушки-королевы. Еле выжил. Будь я его мамкой, я б после такого не отпустила малыша вообще никуда. Даже подросшего.

— Сейчас, — сказала я пациенту. — Скальпель возьму и вернусь. Тогда уж вскрою нагноение и по живому посмотрим, так ли всё плохо.

Вернулась я быстро. Меня поселили возле входа именно как врача. Ну и заботливые они вообще-то: первым делом спросили, не мёрзну ли. Потому что мерзлявым дают комнатухи на среднем ярусе. Там всё занято, но ради меня обещали потесниться, если надо. Я отказалась. Не мерзну я. И мне нравится, что в верхних комнатах есть оконца. Узкие, щелями — но в настоящем тройном остеклении. Хотя это отдельный вопрос, что за материал в лесу заменяет привычное мне городское стекло, изготавливается он или… растет?

— Принесла, — выныривая через низкую дверь и стараясь не споткнуться об высокий порог, сообщила я. Выпрямилась и недоумённо уставилась на мужика. — Что-то неладно?

— Валг, чтоб мне сдохнуть, — хрипло прошептал пациент.

Он взглядом показал направление. Я уже знаю: увидев валга, лесники замирают и ждут, пока тот удалится. Разумная и довольно надежная тактика выживания.

Я осторожно повернула голову. Я местных валгов не знаю, из болотных только двух и могу отличить однозначно в лицо… то есть в морду. И меня вряд ли знают многие…

— Кузя! — заверещала я, как умалишенная, на весь поселок.

Мужик вздрогнул. Кузя подпрыгнул на всех лапах и ненадолго забыл хромать.

Это был он! Малыш шагал по середине поселковой дорожки, высоко задрав хвост. Кончиком хвоста он в два кольца обмотал букет сухоцветов — крупных коробочек. Букет Кузя старательно встряхивал при всяком шаге, в коробочках звучно щелкали семена. То есть Кузя пришел в гости и издали оповестил о себе.

— Кузя! Йях! — завопила я ещё пронзительнее.

Щеночек бросил букет и помчался во весь дух! Взвился в прыжке, протаранил меня мордой в живот, и я улетела, впечаталась в ствол и сползла наземь. Больно-то как… аж в глазах темно. Кузя определенно прибавил в весе. Шмяк! Шишка прилетела. На макушку. Сосны меня не любят… и метят, где б ни заметили.

Я отдышалась и села, потерлась носом об Кузин розовый нос — он обожает так здороваться. Оглянулась на своего пациента.

— Вам повезло. Сейчас уговорю Кузю, и будет ваша рука цела до кончиков пальцев.

Щенок сел, обмотался хвостом и протянул мне переднюю левую лапу, и жалобно сморщил нос. Заноза торчала неубедительно. Зуб даю: сам загнал её, недавно и неглубоко. Он же не мог прийти без повода. Мама бы не одобрила. Я рывком вытащила занозу. Подула на лапу.

— У сома заболи, у змеюки заболи, у Кузеньки пройди, — проворковала я любимую лечильную присказку Мари. — Готово. Ты здоров. Давай теперь полечим вот того дядю.