Непрекрасная Элена

— Что ж вы за стеной-то сидите, когда в вас пользы много? — спросила пожилая быстроглазая тетка, лучшая на весь поселок в вязании пуховых платков. Она и теперь болтает без умолку, но заодно успевает и вязать, и примерять мне на лоб будущую шапку.

— Да уж, надо что-то делать с воротами Пуша, — согласилась я.

Проследила, как доставили деда Слава. Он понемногу пробует хромать, мы вместе переделали его корзинку, стало куда лучше. Но сейчас дед занят осенними делами поселка — и потому согласился перемещаться быстро, на носилках.

Слав дождался, пока носилки устроят удобно. Поправил одеяло на ногах и принял у одной из теток кружку с теплым морсом.

— Обживаешься? — вопрос ко мне, ясное дело. — Хорошо ль в лесу?

— В городе верят, — я уставилась на деда с нарочито-подозрительным прищуром, — что девушку с моими несравненными генами тут обязаны силой выдать за кого-то важного. Для получения здоровых детей. И вообще, что…

— Вон оно как, — насторожился дед, не слушая дальше. Посмотрел на меня сочувственно. — За мужем побёгла в лес? Оно понятно, надежда всем надобна. А только ты в ум-то возьми: ну отколь я раздобуду тебе мужа? Ну сама посуди, какова из тебя жена? Готовить ты ловка? Шить, дом обихаживать? Ты ж на язык колючая, зыркаешь востро, ножиком людей что ни день режешь и ругаешься хуже дальних дружинников. Вона хоть… — дед нагнулся ближе, зашептал: — мара-дёра, что за подлое словцо?

Я слушала и хихикала всё громче. Дед такой. Видом весь из себя серьёзный, а пойди пойми, дурака валяет для развлечения тёток, надо мной насмехается в шутку или же правда — переживает? Скорее всего, делает всё это сразу. Он быстро понял, что я не обидчивая и люблю шутки.

— Да я как раз наоборот… — для порядка оспорила я.

— Ой, все девки бают, нет им дела до парней, — тетка бросила вязать и отложила шапку. Подперла руками подбородок и критически меня осмотрела. — Да… с такими титьками… беда. Откорм надобен.

— Капустки завтрева принесу, — сообщила вторая в тон.

Я почувствовала, как медленно багровею. Захотелось уползти куда подальше. Зачем я начала дурацкий разговор, да еще при людях? Не удержалась из-за своих предрассудков! Вот теперь отдуваюсь. А дед, зараза, щурится! Ему весело.

— Дед, ну зачем…

— А нос не дери, — подмигнул Слав. — Город то, город сё… ну и дело сказываю, дело: о муже надобно подумать. Ты умна и не особенно проста. Такие в девках и сохнут. Дело у тебя в руках — многотрудное. Может, поживешь у нас, отдохнешь. А вдруг и подашься куда? Чую, нет в тебе укоренения к месту. Не было и нет. Один тебе покуда друг сыскался, и тот… одинец зубастый.

— Кузенька, — широко улыбнулась я.

— Ох, какой мужик такое-то стерпит, — запричитала, пустив слезу, матушка больной девчушки. — Пропадает девка… как есть пропадает!

— А в городе кто-то остался у тебя? — иным тоном, серьёзно спросил дед Слав.

— Матвея убили, а второй мой жених, в его смерти виновный, — я криво усмехнулась, — пока ходит недобитый. Потому что на той поляне его трупа не было. Живет, подлец, пока я его не встречу и не добью. Дед, я не шучу. В городе творится страшное. Как бы оно и до вас не добралось.

— Дозорные за стенами пригляд держат, я велел, — кивнул дед.

Странно, но меня успокоили его слова. Я кивнула, потянулась к миске с печёными корневищами… И тут в сумерках, в укутанном тенями лесу, знакомо затрещал букет.

— От ты ж, — вскинулась тетка, смахнула пряжу в корзинку. — Ходу!

Мигом пропала в землянке. И прочие попропадали, кроме деда Слава. Даже если лесники больше не верят в кровожадность Кузи, встречаться с валгом запросто так и не готовы.

Я зевнула и стала ждать. Неужели малыш сразу соскучился? Приятно, но маловероятно. С другой стороны, кто ещё знает про трещотку и вдобавок сам не здешний? Только он!

Но из леса вышел… Ума не приложу, как описать того, кто вышел.

— Нет, не сыскать нам годного тебе мужика, — дед Слав странно отреагировал на гостя. Вздохнул и добавил: — Три дня ты в поселке, и ужо вона что из ночи прёт. Опасаюсь я мары-дёры, а ну как и она явится? Да и без мары… кто ж такое стерпит? — Дед оттолкнул в сторону кружку, добавил деловито: — Знаешь его? Из города нелюдь?

— В городе ничего такого… похожего не водится, — шепотом отозвалась я.

Почему шепотом? Потому что вечер, и гость совсем непонятный: ростом под два метра, прямоходячий, двуногий… Что еще? Рук — две, щупалец типа «Кузин хвост» — тоже два… вроде бы. Одно как раз держит букет-трещотку. Одежда… как бы отсутствует. Гость смотрится целиковым. И — неживым. Он не дышит, двигается бесшумно и слишком монотонно. Все шаги одинаковые! У него не кожа, а вроде как… не знаю, не могу описать! Лицо неподвижное, матовое, цвет то ли серый, то ли желто-бурый. В сумерках не понять. И еще: глаз у него две штуки на лице, имитирующем человечье. И еще две штуки возле ушей… или вместо ушей?