Непрекрасная Элена

Ответа не было. Атаман ехал и не оглядывался. Ему в спину смотрели ближние. И — иногда это злило — они не боялись, ничуть.

— Сыграй, — попросил басовитый голос.

Утро прореживало тьму и делало воздух терпко-влажным от запаха росных трав. Атаман нашарил за пазухой свирель… и решил пока не устраивать привал. Скакуны брели шагом. Свет прибывал быстро, набегал волнами. Редкие облака не мешали рассмотреть движение рассвета. Свирель пела, замолкала и снова пела…

Весь мир заполняли румяные отблески утреннего солнца. Перья облаков переливались радугами… в них блестела даже зелень всеми оттенками. Так расточительно: всякому дню выделен безупречный наряд рассвета, неповторимый — и мимолетный.

Арина очнулась к полудню. Сперва её тело сжала судорога, затем прорвался хриплый вскрик. Девочка скрипнула зубами, нашарила руку атамана и успокоилась. Снова охнула… и открыла глаза. Долго молчала, наполняла взор синевой небес, тяжело дыша и постепенно расслабляясь. Затем прильнула к руке атамана.

— Тянет, — едва слышно прошелестела она. — Я думала, переменюсь и оно отпустит. Вы правы, я — ножны. Страшно. Ничего не поделать. Кто-то из меня тянет смерть. Не умею узнать её, не умею сломать. Оставьте меня. Прямо вот здесь бросьте.

— Я не бросаю людей. Прямо вот нигде, — покачал головой атаман и пояснил: прежде всего, такое решение ничего не решает. Нам снова подсунут куколку. И снова я буду думать, жить ей или мертвым камнем висеть на моей душе. О тебе решать легко. Не ведаю, почему. Чую.

— Спасибо, — Арина потерлась щекой о рукав атамана. — Я не вспомнила себя. Но я не сестра Эта. Так чую. Я вроде бы умею узнавать родную кровь.

— Значит, по живому у тебя дар, а не по травам или погоде, — подсказал атаман. — Давай расскажу о неизбежном. Беда уже проснулась, запросто отвести её не получится. Она вроде ведьминого ветра. Если нацелилась, грозы не избежать.

— Я могу звать грозы?

— Размечталась! То был праздник, один на всю жизнь. Вроде дня рождения. Кто хочет праздника всякий день, тот жаден, — отозвался Сим. — Жадность — колодец тьмы. Сколько из того колодца ни черпай, не напьёшься и дна не нащупаешь.

— Хорошо, что нельзя позвать. Не хочу мокнуть каждый день, и чтобы все тоже мокли… У вас много родни?

— Из старших — отец.

— А сестры?

— Есть младший брат, мы погодки. На меня не похож, травами ведает, походы зовёт бездельем. Но мы ладим.

— Как напроситься к вам… в родню? — Арина покраснела во все щеки, резко вздохнула и продолжила с упрямством, которое атаман оценил: — Я наглая. И не подумаю извиняться. Очень хочется. Очень… Раз вы возитесь со мной, раз я не мертвый камень… то буду ждать, когда вы согласитесь.

— И никакого выбора у меня нет? — атаман насмешливо выгнул бровь.

— Вы два раза не выбираете. Я поняла. Я тоже хочу так.

Арина попыталась сесть. Увидела рядом, на короткой веревке, своего скакуна и стала неумело, но упрямо перебираться в свободное седло.

Атаман вытянул руку и указал на возвышение впереди и слева. Он помнил это место: родник на склоне, тропинка вьется к дальнему берегу притока великой реки… там мелкий брод, а далее пологий, почти неощутимый подъем — до самых скал.

— Привал, — сказал атаман ближним и повернулся к ведьме: — Свой кошмар помнишь, Арина?

— Нет… почти, — вздрогнула девочка. Замерла, забыв подобрать поводья. — Не смею помнить! Не хочу… страшно. Там был деревянный кол. Да. В меня забивали деревянный кол. Я была слепая и глухая… только боль горела вот тут. Сначала именно тут.

Девочка похлопала себя по левому плечу и скривилась.

Дневник наблюдателя. Навязчивое состояние

Я склонен по привычке именовать свое существование — «жизнь». Я не умею забывать, вот что особенно опасно. Я фиксирую лица и личности, сохраняю их в динамическом виде — от юности и до смерти. У меня для моего… возраста не такой уж богатый круг близких знакомых и собеседников.

Так вот: иногда меня посещает навязчивое состояние дежавю. Для моих возможностей идентификации и выявления различий оно странное и выглядит как сбой систем опознания.

Дважды за шестьсот пятьдесят лет я фиксировал людей, которых полагаю даже после всех уточнений и проверок новыми рождениями своих прежних знакомых. Каждый раз это ввергало меня в логический ступор. Я обладаю холодным и трезвым рассудком, это позволяет мне однозначно понять: нет смысла знакомиться с «дублями». Более того, это весьма опасно. Моя алогичная составляющая способна сотворить со мной злую шутку, перенося на дублей прежние, мертвые уже давно, отношения и привычки. Ожидания и надежды…