— Май, — вслух позвала я. Матвей не обернулся, он плавно удалялся и гас… Но я сказала громче, я уже приняла решение: — Май! Эй, ты! Май — тот, кто должен маяться с Элей. Эля… она, то есть я, и есть сплошная маята…
Май. Такое прозвище я придумала Матвею. Теперь прозвище — единственное его наследство. Если разобраться: а что вообще остается, когда человеку пора уходить? Только те, о ком болит твоя душа — и те, у кого душа болит за тебя.
— Э-ль-ли, — кое-как, запинаясь, шепнули мне в макушку. Аж щекотно, до того тепло и приятно…
— Эля? — громко и внятно позвал издали голос деда Слава.
Я вздрогнула, глянула туда, в обычную ночь без тумана и светляков. Смахнула слезинку. Дед хромал в мою сторону, опираясь на две палки. Дядька Горь кряхтел следом. Я улыбнулась: в мире полно прекрасных людей, и они, вот счастье, рядом…
— Эля, ты не в городе? Весть дошла: ты выявилась там поутру, — сообщил дед Слав и устроился на поваленном дереве чуть поодаль.
Ну, и что я должна отвечать? Если б знать, где я! По всему получается — в поселке.
Трезвею. Да, определенно, я — в двух днях пути от Пуша. Если б еще напрячься и понять, как я попала сюда! Самолета не было, точно. Хотя о чем я, за спиной — мой мейтар. Мой. Точка.
— Эля, а мосластый… он что, твой дружок? Точно же? — с нескрываемым ехидством уточнил дед Слав. — Ну и ладушки, сама парнишку нашла, мне меньше мороки… Хотя, как сказать. Из вас двоих, перемесив, одного справного человека не вылепишь. В чем душа держится? Ты не молчи, дружка-то хоть как назови, а то явился человек в мой поселок, а кто он есть, мне и невдомек.
— Май, теперь он Май, он унаследовал имя и меня в качестве долга… Да уж, так сказать, повезло, — я подняла руки и обхватили ладонями голову над своей головой, ощупала прямые волосы. — Он правда тут? Вы его тоже видите? Всё время видите?
— А то, — насторожился дед. Задумался, прикидывая что-то свое. — Эля, ты толком поясни: он перебирается к нам? Здесь не принято мужиков-то менять, у нас лес, кто прирос, тот, значит, и прирос, а уж лишайник он, поганка или гриб съедобный, в то лезть со стороны не следует. Эля, я о чем? О жилье и зимовье. Жилье у тебя тесноватое на двоих, даже вовсе тощих.
Голова идёт кругом! Надо же, ведь минуту назад я показалась себе трезвой.
— Эли, — внятно выговорили мне в макушку.
И я ощутила улыбку Мая. Согрелась. Осторожно, чтобы медовуху не расплескать, встала и побрела в сторону леса.
— Дед Слав, я попробую разобраться в этом… во всем этом, да! Попробую. На трезвую голову. А пока я слишком пьяная. Мне хорошо, и я пошла гулять. Туда. Там такие огоньки… веселенькие.
Алекс прав. Даже очень толковым людям сложно находиться рядом с такими, как я. Тем более с такими, как Май. Смысл всего, что обычно и нормально для людей, меркнет и распадается. Вот с чего я напилась? Кроме глупости и детского желания надуться причин не было. Несколько вопросов деда Слава вернули меня в реальность.
Жильё? Да этот Май леса вокруг напрочь не видит, что такое «жить в доме», вообще не понимает! Он умеет говорить одно слово, понимая его смысл — Эли. Он меньше человек, чем даже Алекс. Тогда почему я нелепо и безмерно рада?
Ура! Я только что лишилась последнего шанса на обычную человеческую жизнь. Ни дома, ни семьи, ни-че-го… нет и не будет. Долго не будет. Уж точно до тех пор, пока этот вот Май не решит для себя, насколько он готов и способен меняться. И ст
— Интересно, кого Мари назвала своим мейтаром? — подумала я вслух. — Пашку, что ли? Ну ничего себе порция лести, в ворота крейсера не пролезет! Эй, это же ты спас мою Мари?
Согласие. Вообще разговаривать с Маем очень удобно. Поругаться нет шансов, а вникать в мои глупости он будет, похоже, без ограничений по их масштабу. Он хорошо слушает. Примерно так ловчие по лесу ходят, как он слушает: беззвучно и очень бережно.
— Никогда не видела моря, — обнаглев, ляпнула я.
За спиной пожали плечами. Щекотно ему — так он смеется. А у меня, пьяной, голова кружится. До тошноты. Закрываю глаза. Открываю.
Море. Ночное море, правда! Штиль, дорожка бликов до горизонта — луну отчистили и повесили над самой водой. Красиво.
— А мы где?
Опять пожимает плечами. Да уж. Вряд ли вопрос имеет для него смысл.
— Эй, ты не пропадешь насовсем? Я против. Имей в виду, я строго и категорически против! Ну, сам подумай: у меня знакомых и дорогих душе нелюдей всего три. Ты, Кузя и Алекс. Но Алекс не в счет, он везде, и ему довольно шины. Кузя тоже не в счет. Он вырастет и возьмется добывать славу в боях и походах. А ты… ты — очень даже в счет.
За спиной согласно кивнули.
И я успокоилась. Хорошо дышать соленым ветром высоко над морем. Кажется, что не стоишь вовсе — а с крейсерской скоростью мчишься в неизвестность.
Я недавно вышла из города. Совсем недавно… целую длиннющую жизнь назад.
Дневник наблюдателя. Ценности и их носители
Степень разрушения прежней цивилизации для меня наиболее наглядно иллюстрируется через ценностную призму.