Непрекрасная Элена

В завершение добавлю вот что. Вера как таковая не исчезла, но сконцентрировалась в локальных сообществах. Вера отделилась от религии, которая как раз исчерпала себя, стала неэффективным, громоздким механизмом.

Вера в её нынешнем концентрированном и локализованном формате трудно поддается изучению для цифровой системы — для меня, Алекса. У меня нет приборов и методов, позволяющих надежно фиксировать и документировать так называемые проявления «чуда». Я вынужден сам частично отказаться от строгой логики, чтобы признать способности носителей новой веры. Я говорю о так называемых богоборцах — особой «породе», сосуществующей с социумом черных лесников и рядом иных социумов. Я также говорю о феномене народа степи, о перерождении людей в пещере выбора. У меня нет даже определения того, что собою представляет всякий вышедший из пещеры Эт. Тем более я не могу доказать факт контакта в пещере с кем-то, кого в степи принято называть йетами или йотами. Кто они? Цивилизация иного формата, некие энергетические сущности, иллюзия, вызванная вхождением в транс? Ответа нет.

Впрочем, я не испытываю дискомфорта из-за отсутствия ответа.

Море степи, берег леса…

Затея похода на север возникла внезапно, как туча жора на горизонте.

Всё началось в тихое утро, когда Сим очнулся на скалах. Атаман долго оставался в полузабытьи, воспоминания о бессловесных беседах с валгами вспыхивали и обжигали рассудок, как искры… Мгновенные, эти искры не давали достаточно света, чтобы проявить картину в целом. Искры гасли, забытье крепло… и атаман снова перебарывал зыбучую ненадёжность мыслей, едва способных найти хоть какие-то отражения в словах.

Валги разумны. У них тоже есть атаман… Нет, они не люди, у них всё иначе, та старуха — не атаман, она — мать… Нет! Она — спинной хребет стаи.

Сим попытался улыбнуться. Вне дикого поля, повсеместно — в северном лесу, в южных пустынях, на горных перевалах востока — людей, населяющих степь, привыкли звать «красными муравьями». Это не оскорбление или пренебрежение. Скорее опасливое уважение. Муравьи тонут, горят, теряют лапы, оказываются раздавлены, но, вопреки всему, продолжают спасать общие ценности. Мертвые, они все равно исполняют свое дело. Нечеловечески упрямо. Они не имеют личного мнения и свободы воли. Они — муравьи. Тронь самого ничтожного, и узнают все. И ответят — все. Таков их путь выживания.

Степь убивает живое изощренными способами, неустанно. Степь постепенно выжгла, вытравила все города на своих просторах — от леса и до моря. Но так называемые «красные муравьи» не вымерли и не ушли. Они изменили себя, научились вскрывать внутреннюю силу и сплачиваться в неразрывную общность. Еще до рождения всякий в степи сознаёт себя частью великой… семьи. Он приходит в мир младшим, подчиненным. Чтобы обрести и расширить свободу выбора он должен отчаянно бороться. Многие пробуют, и большинство однажды успокаивается, находит удобное место, отвечающее силам и опыту. Лишь единицы неуемны и борются до самой смерти…

Отчий атаман — тот, кто прямо смотрит в лицо беды, сколь угодно безнадежной. Тот, чьи приказы всегда услышат и исполнят. Как муравьи — теряя силы и жизни, но сберегая общие ценности. В этом смысле старая валга именно атаманша. Однако её сила выше, валга способна менять своих «детей», развивать или ограничивать их тело и разум. Без неё стая вернётся к звериному способу жизни. Бремя старухи — огромно. Утрата наследницы, постигшая её десять лет назад, не просто трагедия несчастной матери, это конец истории и памяти всей стаи. Увы, второй наследницы с тем же даром в стае нет…

Сим потянулся и зевнул. Негромко позвал Арину, и девочка сразу подсела, уложила ладошку на лоб. Сосредоточенно вслушалась в ощущения.

— Устал? Ты бредил во сне.

— Не боишься валгов? — Сим сменил тему, о своей усталости говорить не пожелал. — Люди обычно не сразу привыкают к новому. Я спал, как убитый, но ты не убежала и не спряталась. Эт присматривал?

— Он исчез. Давно, ночью. Но ты ведь здесь. Скажи, а чем занимается атаман? Ты вот вроде бездельник… то есть день за днем возишься со мной. Невелико дело! А я вспомнила, кто-то говорил в прошлом: «Нет злее напасти, чем атаманы. Разве что выродки из пещеры»… — Арина нагнулась, вглядываясь в лицо Сима. Нахмурилась, пытаясь точнее вспомнить. — Да. Две напасти, наихудшие для ведьм: отчий и Эт. Про него я малость поняла, когда он дрался с черным зверем. Но ты-то чем страшен?

— Если один из атаманов, которых называют крайними или отчими, даст общий приказ, исполнять его приказ будет каждый в народе красных муравьев.

— Исполнять, прям сразу? Любой приказ? — удивилась Арина.

— Да. Поэтому мы редко произносим вслух общие приказы. — Сим подмигнул. — Кроме того, отчие меняют законы. Мы с тобой заняты как раз таким делом. Пробуем обновить два коренных, незыблемых закона. Первый: если в ведьме выявлена тьма, нет ей места в степи. Чаще всего это означает смерть. Злой закон, вынужденный. Под ним страх и боль. Ты отменишь его, если тебе хватит сил остаться собою… и не убить меня или Эта.