Непрекрасная Элена

И вот, я тут. Посреди леса, в темноте.

Рассудок наконец-то очнулся.

Наконец-то стою на ногах твердо, совсем трезвая. Пульс проверила, все прочее, что умею, отрегулировала. Дышу, моргаю. Пробую понять: что это было? Три дня кряду и особенно только что, у костра — что это было?

Я не могла остановиться. Хотя умом понимаю, дед по-своему прав. Все правы, кто не жалеет Мая. Они люди, они слабее. Настолько слабее, что нельзя сравнивать. Они привыкли к этой разнице с рождения.

Захотелось встретить Кузю, да так мучительно и остро, я даже позвала малыша… Кузя сильный, он бы пожалел и меня, и Мая. Кузя сразу смог полюбить и оценить меня такую, какая я есть. Он укусил меня — и плакал, хотя все сразу зажило.

«Кузя. Май. И еще Мари. Трое. Не так и мало — трое. Им не безразлична моя боль, даже если эта боль пройдет без следа, быстро», — забормотала я. И не смогла уняться. Побрела наугад.

Бам!

Шарахнулась об очередной ствол. Села, растерла шишку, промокнула слезы. Отдышалась и прислонилась спиной к дереву, пострадавшему от моей глупости. Даже буркнула «прости».

Как долго я сижу под сосной? Сколько еще тут просижу? Не важно. Я хочу наконец-то трезво разобраться: что же меня так взбесило?

Май получил ожог сознательно, даже не вздрогнул. Сразу ушел: не ждал ни от кого жалости, помощи и тем более нелепого утешения. Люди знали о живучести Мая. Они не дали ему жалости и сочувствия именно поэтому. Но я-то… Я мысленно объединила себя и Мая, обиделась за двоих… На что именно обиделась?

На привычку. Привычку, которая страшнее проклятия.

Как бы ни было больно Маю, никто не учтёт его состояние. Словно он должен миру и людям. Словно виновен в смертном грехе и отбывает бесконечное наказание. Но это ложь! Май помогает по доброй воле, он безнадежно наивный и добрый. Он любит людей. Как можно не видеть его душу и не учитывать его боль?

Но ведь есть и другая сторона вопроса… А как учесть его боль?

— Кроп, — я обняла колени, скорчилась. — Если честно, я знаю, почему так зла. И почему три дня чудила. Но это же глупо.

— Даю подтверждение на основе анализа гормонального баланса, — прошептал внутри черепа Алекс. — Могу вмешаться и скорректировать. Хотя ты уже частично справилась сама.

— Не надо, — я легла на спину, расслабилась, раскинула руки и уставилась в небо. — Свой диагноз я уже поняла. Вообще-то должна была сообразить, еще когда обиделась на Мари и сбежала, и препиралась с шишкой, и пила медовуху… Я втрескалась по уши. Повезло, если разобраться. Мне до головокружения нравится единственное существо, тактильный контакт с которым не приводит к обмороку. Внятно излагаю, Алекс? Знаешь, я всего-то раз целовалась. Два года назад, с Матвеем. Он провалялся без сознания шесть часов, а потом сразу выздоровел. Я минут сорок бродила… в сумерках. Так называемый поцелуй длился три секунды.

Алексу хватило ума ничего не отвечать. Деду Славу — никого за мной не посылать. Как мне везет! Кругом — умные, тактичные люди и нелюди.

Постепенно всё наладится. Прежним не станет, это тоже — да. В поселок я не вернусь, как к себе домой. Я слишком быстро и крепко приросла душой к деду Славу… И вот, вдруг оторвалась. Доигралась в сказочки.

Мой простой мир состоит из придуманных людей, лишь отчасти похожих на себя — настоящих. В моем мире Кузя — не одинец стаи, а синеглазый малыш. И дед Слав не чернолес с большим даром и непререкаемой властью, а сказочный лесовик, добрейшее на весь свет создание. Я понапридумывала кучу сказочек про лесовика. Как раз он говорил больной девочке Маришке: «У валга заболи, у сома-шатуна заболи, а у тебя пройди…». Откуда бы деду Славу, настоящему, знать о содержимом моей дурной головы?

Я что, повзрослела?

— Дед Слав утратил обожание, но сохранил уважение, — пафосно сообщила я небу. Скривилась и добавила в стиле Мари: — У-уу, ой-ай…

Алекс исправно молчал. Вот спасибо ему, не хватало еще разочароваться в том, кого я пустила в собственную голову!

Вставать и идти обратно в лагерь не хотелось настолько, что я пока боялась с собой бороться. Мне нельзя злиться на людей. А то научусь убивать рукопожатием, на радость дохлому Ларксу.

— Алекс, можешь проложить путь на восток? — попросила я вслух. Подождала, пока перед глазами не появилась яркая точка, как на компасе. — Благодарю. Я глупо себя веду, твое мнение? Мне вот ни на грамм не стыдно.