Непрекрасная Элена

Скоро оба скакуна были заседланы и навьючены. Сим благодарно и глубоко поклонился скалам, которые снова дали приют и спасли жизнь, как делали много раз прежде. Может, Всемогущий намеренно вздыбил их здесь, позаботился о кочующих племенах… так подумал Сим, вскочил в седло — и направил Ярана на север. Он не сомневался, ближние два дня будут хороши. После Смертеня степь к югу от Ревухи быстро набухнет дождевой влагой, а вот к северу наоборот, сделается суха и холодна. Бывали прежде годы, когда после Смертеня на пять, семь дней приходили ранние заморозки при ясном, поразительно синем небе и хрустально-спокойном воздухе, прозрачном от края неба и до края.

Надо использовать затишье.

— Карх, если не охромеешь, в девять дней долетим до опушки, — прищурился атаман. — Арина там, её лечат. Чую, прав я. Но пока не увижу, нет мне настоящего покоя.

Атаман прослабил повод и повел коленями, Яран возмущенно фыркнул, сменил ход. Он достоин седока и ценит его дружбу. Он — золотой скакун, о нем не зря поют у костров во всяком кочевье. Можно ли сомневаться в его резвости и силе? Он в советах не нуждается… Атаман усмехнулся своей привычке наполнять словами и мыслями звериное поведение. Подмигнул валгу, поведение которого толковать еще интереснее.

Впереди лежал долгий путь. И он съедался, как худеющий старый месяц — ночь за ночью: бега вволю, сна в обрез. Привалы короткие — прожевать порцию мяса, облегчить вьюки, прощупать ноги скакунов. А спать можно и в седле…

* * *

Тонкую, как стелющийся у горизонта дым, ржаво-бурую с прозеленью линию опушки Сим приметил на закате девятого дня. Махнул рукой, и Карх метнулся в седло второго скакуна, который шатался, хрипел — но не смел издохнуть от усталости, потому что его смерти не допускал чудовищный валг.

Карх из седла увидел опушку, взволновался, закинул морду и испустил протяжный, скребущий душу звук. Сим кивнул, по-своему оценил крик… и не объявил привала. До полуночи скакуны двигались резво, а после брели, устало повесив головы.

Сим шагал рядом с Яраном. Он недавно расседлал второго скакуна и без жалости бросил седло, вьюки. Он думал, не пора ли и свои вьюки, пусть наилучшие, сколько с ними походов пройдено — бросить?

Перед рассветом ветерок потянул с северо-востока, принес лесной дух хвои, прелого листа, грибов. Атаман улыбнулся и продолжил шагать вслепую. Туман заполнил мир, влез в легкие, забил горло. Туман не позволял видеть даже траву под ногами! Но валг намотал хвост на запястье и показывал дорогу. Он был зряч и во мраке, и в самом густом тумане. И — он торопился: крик услышан, цель близка. Сим не сомневался в этом, хотя словами валг не умел передать своего возбуждения.

В отсыревшем сумраке прятались цвета и формы, а звуки наоборот, разносились гулко, усиливались и искажались.

Сперва атаман убеждал себя: смех ему чудится. Такова игра рассудка, утомленного сверх меры и желающего взбодрить и развлечь себя. А может, смех снится? Симу было не впервой спать или бредить на ходу. Но, когда в сырости стал угадываться костровой дымок, атаман решился поверить: рядом люди.

— Нас ждут, Карх, — предположил Сим. — Старик подал весть? Ганс расстарался? Не важно. Нас ждут!

Атаман встряхнулся и ускорил шаг. Валг тоже прибавил. Он часто втягивал носом, фыркал. Дым и смех ему не нравились. Но Карх доверял спутнику.

Шум нарастал волнами. Голоса слышались мужские, басовитые и — разные. Иногда Сим внятно разбирал выкрики и не сомневался, это наречие степи. А затем шумели другие люди, и вроде бы то на общей для леса и степи слави, то на чащобной коренной руски… Что могло свести всех на единой стоянке? Конечно, лес и степь теперь уживаются без ссор. Но каждому ведома цена замирения.

Надо же было случиться тому несчастью… Именно отец, а вернее, рука тьмы всей степи Аван, в открытом бою зарубил сына вождя воинов леса, коренного бережа Горислава. Чуть позже и совсем глупо, по взаимному непониманию, из засады был выбит до последнего человека отряд, ехавших вот по такому туману, да без оружия — на переговоры. И вел тот отряд брат лесника-вождя… Скоро случилось неизбежное. Сам тот лесник, как настоящий атаман леса, сошелся с вождем степи — и одолел! Но жизнь не отнял. Хотя мог. По всем законам, сколько их есть в мире, должен был! Горислав знал, что рубит голову убийце сына и брата…

Так исчерпала себя постыдная и никому не нужная «война голодных с униженными», — так позже назвал бои на опушке отец. И добавил: изначально никто не мог выиграть.

Настал мир, и многое изменилось. Рука тьмы Аван перестал ощущать в бою азарт. Начал учиться решать ссоры — словами… Сим знал это, видел много раз.

После войны лес и степь зажили ладно, но как-то… тихо. Кровь так обильно пропитала опушку, что создала подобие незримой стены. Люди степи и леса общались, пробовали вместе вести дела… Но редко повышали голос и еще реже улыбались, обменивались шутками. Может, затем отец и подался однажды на север — загладить старую вину, унять боль…

Хохот грянул совсем рядом.