Я согласен скрытым образом поддерживать баланс, тонко и осторожно. Например, я разместил скальные заслоны от инфра-ветра вдоль пути сезонной миграции красных муравьев. Иначе ежегодные потери могут оказаться катастрофическими…
Но вернусь к теме. Если люди городов и ведьмы разрушат баланс глубоко и необратимо, если вычеркнут себя из мира, я всего лишь составлю летопись их безумия и включу в архив.
Я не готов опекать человечество, как сокровище, любой ценою. А мой архив… Мейтарам его отдать, валгам или разумным тараканам, через тысячу лет или через десять тысяч — для меня несущественно, я не являюсь биологическим организмом и для любого из видов живых чужд не менее, чем йетт.
Пометка для себя: если однажды Эт, именуемый также Май, восстановит полноценную речь, надо подробно опросить его по теме йеттов и йетаров. Он — знает!
Условие передачи моего архива одно, оно незыблемо. Получатель должен системно следовать закону: «Живи и дай жить другим».
В итоге всего сказанного я склонен полагать верными мысли Элены по поводу провокации кризиса в мире городов. Я оцениваю как приоритет высокого уровня работу по выявлению ведьм в городах и установлению их роли в кризисе. Тут я снова согласен с Эленой.
Не сомневаюсь, что случаи уничтожения щенков валгов стоит расследовать досконально, чтобы выявить виновников и пресечь возможность повторения трагедии людей и валгов юга.
Я категорически против по-детски абсурдных планов Элены, касающихся её участия в процессе. Риск избыточен. Неопределённость слишком велика. Однако я второй раз попадаю в такую ситуацию и опять признаю: те, кому я доверился и кто сейчас полноценно живет в мире, имеют больше прав, чем цифровая идентичность вроде меня.
Мария была для меня администратором со всеми соответствующими правами. Сейчас тот же статус актуален для Элены. Значит, её нерациональное решение будет приоритетно. Я приму его и постараюсь минимизировать последствия.
Осенняя Ревуха. Взгляд в прошлое
Конечно, атаман знал свое состояние еще до шуточной стычки с белым щенком-валгом. За спиной — трудный путь через степь, правая рука не способна удержать кружку, о более тяжелом подумать-то больно… И все же Сим, согласившись на бой, полагал: это он будет играть с кусачей мелюзгой.
Но именно щенок бережно обращался с атаманом! Осознал, насколько слаб противник, едва первый раз намотал хвост на шею человека и напоказ изобразил удушение. Люди у костров хохотали, аж закатывались… А щенок подпирал лобастой башкой ладонь атамана, толкал вверх и едва слышно повизгивал, мол — атакуй, я отпрыгну и красиво упаду. Отчего-то Сим понял намек внятно. И послушался.
За весь потешный бой ни разу атаман не ударил и не блокировал, вкладывая в движение силу. Щенок набрасывался и умудрялся немедленно смягчить удар. щенок гасил скорость в последним миг, но красиво взлетал и переворачивался в воздухе, хотя получал всего-то ничтожные шлепки по шкуре.
Бой завершился обоюдной победой — щенок бережно отпечатал зубы на плече Сима, пока тот ответно душил «чудовище» и пытался сообразить, чем можно передавить такую шею?
Щенок дернулся, старательно вывалил язык и затих. Атаман тоже закатил глаза. Люди хлопали, смеялись… Тем временем малыш-валг лечил «врага»: намотал хвост на голову Сима и вливал силы. Он — умел, он справлялся даже лучше Карха! Он же помог встать, подсунул голову под здоровую руку и дал опору. Проводил до костра. Облизал от макушки до подбородка напоследок и умчался в ночь.
Сим мысленно поблагодарил малыша, сел в общий круг и поучаствовал в разговоре, вежливо попробовал угощение. Он — спасибо щенку, рычавшему о здоровье — быстро восстановил дыхание и ни у кого не вызвал подозрений! Даже когда в шутку признал усталость и добавил, что желает выспаться… Спотыкаясь, но не падая, Сим добрел до шатра. Отослал провожатых, при этом замаскировал слабость голоса под сонливость. Наконец-то остался один… и скорчился под покрывалом, скрипя зубами.
Никто, и тем более отчий атаман, не вправе разрушать долгожданное и невозможное чудо. Отец и старый чернолес ночуют на одной стоянке! Разговаривают… даже улыбаются. Сидя у костра Сим несколько раз закрывал и снова открывал глаза, намерено грубо сжимал предплечье, тревожил рану… Чудо не исчезало. Оно было настоящим, оно наполняло душу покоем и радостью. И, увы, лишало права прямо теперь затеять разговор о своем лечении.
Когда атаман остался в шатре один, он просто лежал и терпел. Забыться сном не надеялся: рана начала всерьез беспокоить еще при спуске в Ревуху, а загноилась пять дней назад. Карх на коротких привалах вылизывал гной, выл что-то лечебное. Это отодвигало худшее ненадолго — но все же достаточно, чтобы дойти до леса…
Сим терпел боль день за днем, но сейчас она поутихла, подернулась зыбким безразличием. Прежде похожее приключалось дважды, и оба раза обозначало порог невозвратности. Но звать лекаря, портить общий праздник? Сим еще полежал, надеясь согреться. Почти решился окликнуть людей, попросить второе одеяло. И — передумал…