Непрекрасная Элена

Стоило приоткрыть глаза, сразу расцвел полдень.

Атаман лежал, ощущая кожей жар высокого солнца и прохладу низового, настильного ветра. Дышалось легко. Тело так и звенело, переполненное радостью. Наконец-то удалось вспомнить, каково это — быть здоровым. Хотя настолько здоровым и отдохнувшим Сим себя и не знал, пожалуй.

— Братик, — шепнули в ухо.

Сим распахнул глаза, проморгался. Поверил в новое чудо: Арина рядом. Держит наготове кружку с отваром, пар вьется мелкими струйками и пахнет полузнакомо… Травы севера иные, многие не узнаются, даже не угадываются.

— Ты выздоровела? Совсем? — оживился атаман и не стал мешать кому-то невидимому поддевать себя со спины под локти, усаживать. — Память проснулась?

— Дед Пётра такой лекарь, каких и в сказке не бывает, — Арина широко улыбнулась. — Помог с памятью. Называется психа… нет, не выговорю. Длинное слово. А, стоило ли стараться? Всю жизнь я была никто. Полы мыла, тряпки стирала, скакунов чистила. Ничьих детей в том месте много. Раз в год нас собирали. Заставляли водить руками над покрывалом и спрашивали, что чуем. Год назад я потеряла сознание. Помню много людей, духоту и боль. Смотрели, давили… После поили чем-то, всё смутно. Дед Пётра сказал: обработка сознания. Еще сказал, больше никто не сделает мне такого, пока я не одна.

Арина взглядом указала влево и вниз. Атаман проследил… и заинтересованно хмыкнул. У ног названой сестры лежал крупный валг, совсем белый и уж точно весьма старый. Уши рваные, на шкуре много шрамов, когти сточены, левого верхнего клыка нет, нижний наполовину обломан. Валг поднял голову, приоткрыл тусклые желто-карие глаза, вздохнул и снова сделал вид, что дремлет. Он был из числа тех, кого в лесу зовут пой-валгами, а в степи — акэни, «воющие смерть». В бою хуже них разве одинец… Но этот акэни настроен мирно. Арина погладила седой загривок.

— Сам вызвался. Я ведьма, которой он верит. Дед Пётра сказал, будет нас учить и еще — у нас учиться новому. Я сперва хотела пожить в городе. Тебя вон как Эли вылечила. Пусть бы и меня обучили такому. Но дед лучше. А город… там тускло, стены давят. Там валгов до сих пор боятся, людей леса тоже, ведьм тем более. Ну, особенно теперь.

Сим молча рассматривал сестру. Примечал: щеки немного округлились, кожа приобрела загар. Волосы от корней на ширину пальца отросли темные, почти черные. Значит, прежний цвет был обманкой. А еще это значит…

— Где мы? — Сим дернулся встать, осмотреться. Понял запоздало, почему в городе могли научиться бояться ведьм. Кожу словно кипятком облило. — Я настолько долго спал, что пропустил всё? Эля что, исполнила свою затею?

Атаман рывком поднялся, и в первый миг ноги подвели, но ладонь сразу нащупала опору, которая сама подставилась. Сим выпрямился, обернулся… Скрипнул зубами и заставил себя принять то, что видит. Это сложно: не отдернуть руку, не закрыть глаза.

Под спину его поддерживал вовсе не один из ближних. Даже не человек. Такого вообще нельзя было представить. Большое, довольно жесткое… смутно подобное людям и в то же время иное! Хуже всего атаману пришлось, когда он осознал прохладу под пальцами. Живые не могут так восприниматься.

— Это Алекс, — сообщила Арина. — Ну ты даешь, братик! Я первый раз кричала «спасите» и лезла на дерево. А мой Рин… Да, его зовут Рин. Я Арина, он — Рин, ловко Эля придумала. «А» — вроде хвоста, связавшего нас двоих… — Арина обняла ладонями голову атамана и повернула к себе. — А-рина, ведьма с валгом. Хорошо же, да? Ты дыши. Слушай и дыши. Алекс друг Эли. Сказал: первый раз так много у него гостей на… лодке. Кузя с мамой, я и дед Пётра, ты. Еще скакуны там, в нижних ярусах. Иногда приходит Май. Нас всех везут к морю, кормят. За это мы пообещали, что никому не скажем про Алекса.

Сим медленно разжал пальцы и убрал ладонь с прохладного… хвоста? Или что оно такое — ведь не рука и не ветка!

Хвост, один из многих, рос из тела Алекса на уровне… плеч? Атаман вдохнул, выдохнул. Снова положил ладонь на хвост. Гибкий, удобно свернут в кольцо, чтобы за него держаться. Атаман вспотел от напряжения. Заставил себя поднять взгляд и обвести горизонт…

С высоты, на какую, пожалуй, и деревья большого леса не дотянутся верхушками, было видно очень и очень далеко. Степь казалась еще огромнее и опаснее: осенняя, смертоносная! Здесь — самое сердце разжиревшей Ревухи, непролазной людям и зверям в сезон дождей. А вон и ливень: чуть отодвинулся с дороги Алекса, и продолжает насыщать грязь сплошными потоками серости от неба до земли… Ливень занавесил небо к западу, на пол-мира. Ливень над Ревухой — смерть такая же верная, как удар голоса валги-эри. Но смерть не трогает гостей Алекса и его… лодку.

Сооружение, с верхней площадки которого, как со скалы, Сим глядел на степь, было огромно и никак не совмещалось со словом «лодка». Оно перло через Ревуху без ощутимых затруднений. Двигалось невероятно быстро, так не могут даже лучшие скакуны. Оно гудело мягко, постоянно… Но слух, похоже, давно привык к звуку, еще в бессознании, и теперь отказывался выделять его, как шум.