Непрекрасная Элена

Вероятно, себе самой сообщила. Кому ж еще? Алекс и так знает мои мысли. Петр полагает, живых надо прикончить без всякой сортировки. Малышне не до меня: пацан обнял щенка, оба замерли, сплелись в единый ком страха. Им, похоже, непривычно остаться без одеяла на открытом пространстве. Или им холодно? Я ткнула указательными пальцами в два носа. Увернулась от двух укусов. Хмыкнула: им не холодно, здоровье вне зоны риска.

Встала. Как же шатает палубу… или меня? Удобнее думать, что палубу.

Что даёт осмотр окрестностей? Река широкая, кораблик маленький. Он плывет почти боком… Дым не идет из трубы. Колеса не движутся. Или экипаж увидел законника и уплыл куда подальше, или поголовно слег в обморок, или в экипаже сплошь лодыри. Они отдыхают, поскольку вонять лавандовым внушением и приказывать теперь некому.

— Лю-ди! — ласково позвала я.

Хочу жрать, задавать вопросы и ругаться. Три раза нужны люди.

— Лю-дии, — еще задушевнее пропела я. — А ну вылезайте, хочу понять, вы лодыри, трусы или сволочи?

Никто не отозвался. Я побрела в сторону сарая… «Надстройка, рубка! Так на корабле называется», — сообщил неуемный Алекс. Захотелось его обругать. Но я икнула и смолчала. Двинулась дальше, прикидывая на ходу, уж не пристрелили ли злодеи насмерть мою привычку всех жалеть направо и налево? Вот прямо теперь мне жаль только малышню и себя. Нет, еще Мая, Кузю, Мари, дедов Петров — обоих, атамана…

— Не пристрелили, — с долей сожаления буркнула я.

За мутными толстыми стеклами рубки мелькнула перекошенная рожа. Кто-то выглянул и сразу спрятался. Я приободрилась и захромала быстрее. Почему я хромаю? Нет ответа. Может, когда упала на спину, потянула ногу. Или меня перекосило от произошедшего. Нервы у всех есть. При любой живучести.

Дверь в рубку нашлась сразу. Заклиненная железной штуковиной вроде лома… Я сперва хотела убрать его, но передумала.

— Эй, славь разумеем? — громко спросила я у двери.

— Да, как все на реке, — отозвались сразу и почти без акцента.

— Я Эля. Меня украли из города Пуша. А вы кто?

— Дней пять назад я был капитан катера и дознаватель капитанского клуба. Я исследовал то, что в отчетах проходит, как несчастные случаи со смертельным исходом. Мы знаем, что это чаще всего убийства. В большинстве они совершены теми, кто был в поезде, а не дикарями или чудовищами. Двадцать лет назад я сам был причастен к такому случаю и тогда… промолчал.

— Хорошо, — я погладила лом и почти решила его убрать.

— Разве? Мне вот нехорошо все двадцать лет. Не могу спать… вижу лицо своего капитана. Он приходит весь в крови и спрашивает, зачем цепляться за жизнь, если так презираешь себя, — глухо сообщили из-за двери. — Мое имя Игорь. Мой город Каменка… только теперь это не мой город, его присвоила Осса.

— Игорь. Ну вот, познакомились. Что вы знаете про похищение?

— Было радио, что в Пуше перемены и есть сведения для нас. — В рубке скрипнули доски, голос приблизился. — Помню, как вел катер вниз по реке. Очень спешил. Помню людей на берегу… дальше провал. Голос в голове, боль… «Иди в Самах». Или не так? Это не цель, а направление. С тех пор дверь не открывалась. Людей на палубе я иногда видел, все незнакомые. Было сложно смотреть на них. — Игорь помолчал, добавил тише. — Сам бы подобному не поверил. И да, законник. — Голос дрогнул. — Здесь был законник. Второй раз видел его и опять выжил. То ли везет, то ли наоборот. Мне довольно и прежних кошмаров.

Стало тихо. Я так и сяк крутила в голове услышанное. Ответ не нащупывался. Открыть дверь? Но малышня на палубе, рядом! Из-за чужака они начнут защитно выть и вибрировать, и как еще Игорь отреагирует? Вторая мысль: база капитанского клуба, его еще зовут союзом — вверх по реке. А мне надо — вниз. Противоречие…

Все же я вынула лом из проушин. Я сама сидела в плену и такого никому не пожелаю! Дверь поддалась с мерзким скрипом. Этот катер после «Кузиного горя» и самолета… Я поморщилась. Никакой гордости за Пуш во мне не уцелело, а теперь я лишилась уважения к «цивилизации» городов вообще.

Капитан, кстати, смотрелся не лучше своего катера. Весь серо-рыжий, облезлый и по масти, и по состоянию волос. Возраст средний… то ли сорок, то ли пятьдесят. Лицо унылое, кожа рыхлая, на шее два свежих нарыва. Синяк в пол-лица… Правое запястье окольцовано наручником, кожа повреждена и раздражена. Увы, я не законник, порвать цепочку вряд ли смогу… К тому же пока так удобнее. Если от нас с малышней убежит еще и капитан, станет еще хуже.

— Кто еще на катере, кроме нас?

Я не стала входить в рубку. Мы пока взаимно друг другу не доверяем, а еще — попахивает. Не всем везет отлеживаться в коме под присмотром. Меня, кажется, даже протирали тряпками с уксусом, на коже есть запах. Вот подумала о такой заботе, и стало тошно. Я ведь понимаю, кто протирал. Бр-рр…

— Механик. Теперь, наверное, он же и кочегар, — задумался капитан.

— И всё? Точно?