Непрекрасная Элена

— Не знаю. Не помню, — Игорь недоуменно развел руками и уставился на наручник. — Лиц не помню. То есть до вопроса я думал, что еще был радист. А теперь не думаю. Голова болит. Голова ужасно болит!

Второй раз он пожаловался зло, в крик. Не иначе, я затронула поврежденные внешним влиянием области памяти. Пока не стоит лезть в них. Я отступила на шаг.

— Слушайте! — резко велел Игорь. — Я дал сигнал стоп машина, пар стравлен. Там, по носу, барабан с якорным канатом. Надо отдать якорь. Иначе нас снесет на мели.

Спорить я не стала. Мели — штука для меня невидимая, а для катера наверняка опасная.

Якорь оказался ржавый. И цепь ржавая, и барабан кривой. Визжит и скрипит при вращении. Моя малышня в ужасе. Щенок стонет, пацан уши зажимает то себе, то ему… Глядеть больно и смешно. Мне больно, дохлому Петру — смешно. Ловко я устроилась, все гадости из своей души сбрасываю на него. Не хочу, а сбрасываю. Устала… Жаль, отдыхать мне рано: надо найти машинное отделение. Алекс подсказал понятие, дорогу — тоже. Чтобы я не спотыкалась, он перехватил контроль над телом, пусть и частично.

Кочегар мне понравился больше капитана. Сухой, угрюмый, ругается хлеще дохлого Петра и мне не верит вообще: его цепь вдвое толще моей, ключа от замка на той цепи нет, а найденный мною напильник «эту дрянь» не берет. Кочегар по такому досадному поводу послал меня далеко, но чуть погодя отдышался и дал полезные близкие ориентиры по темам еды и лекарств. Я ответно выдала ему порцию премерзких слов от Петра, сухой паёк и жбан воды в придачу — от себя лично.

На палубу я вернулась с ведром, банкой мыльного отвара и узелком малогодной еды. Не знаю, как выживают люди в речных поездах! Хлеб плесневый, вяленное мясо с гнильцой… и прочее в кладовке не лучше. Я отнесла часть припасов капитану. Заговорила с ним о рыбной ловле и выслушала много интересного о своей глупости, ведущей к скорой смерти. Потому что всё, что за бортом — смерть. Вывод напрашивается: даже без цепи капитан не покинет рубку. Сам подопрет дверь изнутри! Он и теперь старается близко не стоять и одним со мной воздухом не дышать…

Завершив первичное ознакомление с катером, я вернулась к важнейшему делу.

— Отдышались? А вот и мама Эля. Не надо рычать, другой мамы на горизонте не видно.

Я начала беседу издали, шагов с пяти. Парнишка оскалился. Щенок обреченно всхлипнул и не поднял морду. Его нос непрерывно морщился, дыхание было резким и частым: он исследовал мир через запахи и почти сходил с ума от их изобилия.

— Будем мыться. Даже кусаясь и рыча, все равно будем.

Я плюхнула ведро за борт и вытащила обратно. Воды — треть. Даже самые простые дела требуют сноровки. Хорошо хоть, я нашла верёвку. Кстати, мыть дикую малышню я не умею. Так что учиться придется прямо теперь. Пока двигаю ведро в их сторону. Пусть привыкнут к нему, ощупают и обнюхают.

Пацан сунулся вперед, едва ведро стало досягаемо. Зачерпнул, напился. Снова напился. Понес полные горсти к морде щенка… все разлил. Шмыгнул носом и уставился на ведро…

Не хочу вспоминать следующий час своей жизни. Не хочу никогда вообще. Стереть бы его, наглухо замазать чем-то… сплошным. Но вряд ли получится. Не думала, что на ком-то может скопиться столько грязи и паразитов. Что воевать за право остаться грязными со мной будут так яростно. Что я способна кричать на малышню, используя мат. Увы, все это — было. Свидетель имеется: капитан весь нос расплющил, наблюдая через стекло. Белый стал, белый в зелень, как утопленник. Щенок на него влияет даже издали, и малышню ему жаль, и что на мне укусы сразу зарастают, он тоже рассмотрел… В общем, перепугался не на шутку. Нежный он для капитана.

Пока отмытая малышня сохла и успокаивалась, я сожрала плесневый хлеб и внушила себе, что стала сильной. Выбора-то нет… Надо тащить из трюма трупы. Свою бывшую камеру я заперла при помощи лома, чтобы не думать о коматозном пленнике. Дохлых уродов обмотала верёвками. Мысль о разделке трупов на месте крутилась в мозгу и вызывала тошноту. Рациональная, но — жутковатая. Хотя как врач я должна спокойно реагировать на анатомические опыты.

В сумерках я вытянула оба трупа на палубу. Детально обыскала. Отсортировала одежду на годную — и испорченную либо бесполезную. Добротные сапоги отнесла капитану. Два ключа — механику. Как назло, ни один не подошел… Почти целую рубаху я замочила и пожмакала, чтобы хоть как-то застирать кровь. Отдала пацану. Он сперва отбивался, а после притих. Под рубахой им со щенком уютнее. Я поняла и сверху пристроила еще и куртку. Наконец, спихнула трупы за борт. Мне, катеру и малышне стало легче. Точно знаю.

Вообще я излишне суетилась и думала о мелочном. Вот хоть о таком: как устроить рыбную ловлю? Если в ведро накрошить хлеба, заплывет туда рыбина или нет? Если засунуть в ведро гнилое мясо и опустить пониже, — кто туда залезет жрать? Он будет съедобным? А если он заглотит и ведро, и веревку?

Я непрерывно думала. Лишь бы не знать того, что и так знаю. Лишь бы не строить догадок, которые взрывают мозг.