Непрекрасная Элена

«Подтверждаю с высокой вероятностью. Оценку даю по визуальному состоянию и первичной пальпации брюшины тобою. Моя гипотеза: позвоночник щенка критически поврежден, но это не остановило бы процесс регенерации при его… то есть её, живучести. Имей она хоть сколько-то „строительного материала“ для саморемонта, она бы отрастила хвост.

Если наша гипотеза о геноме типа Уроборос верна, для поддержания жизни данного бинарного организма достаточно снабжать минимальными порциями пищи лишь одного из компаньонов. Второй получает подкормку… индуктивно».

— Найду их, — негромко пообещала я. — Малышня поможет. Я найду их и уберу, как убирают грязь. Алекс! Уже очевидно, план похищения Элены провален. Никто не знает, куда везти меня и кому сдавать. Но теперь у меня есть новый план.

Алекс мрачно промолчал. Но я поняла: он тоже способен впасть в шок. Сейчас он думает: «Да уж, Эли совсем рехнулась». Прав… Второй раз в гнилое болото не лезут даже очень глупые звери. Только я не зверь. И я опять вспомнила атамана. Я хочу верить, что мы с Симом похожи.

Люди — сложные существа, набранные из компромиссов. В первую очередь это компромиссы с собою. «Я не самый сильный, но неплохо смотрюсь на общем фоне». Или: «Смелость — это хорошо, но ведь и жизнь стоит чего-то. Я не сбегу как трус, просто спасу себя и те знания и навыки, что вложил в меня учитель». И так далее. Это — нормально.

Я жила в городе Пуше, как живут нормальные. Я помню себя прежнюю, но уже довольно смутно. Впредь не хочу быть нормальной, даже если это убьет меня. Недавно я не понимала причин, а может, их и не было еще для меня, не накопились. Сейчас все встало на места, головоломка собралась. Спасибо малышне и дохлому Петру…

Нормальная, я не смогу остаться рядом с Маем. Не помогу малышам жить так, как им хочется, а не как сочтут нужным «нормальные» взрослые, будь то люди, валги или кто угодно еще. Я не взгляну прямо в глаза атамана и не ткну его пальцем в нос… Это всё глупо? Но для меня — важно.

— Эй, семейка, когда мы жрем, тогда и не кусаемся? — хмыкнула я.

Добыла нож и стала свежевать тушу. Вообще-то я не умею, но в теории кое-что знаю о такой работе. Я постепенно двигалась ближе к мальчику, делала это медленно и осторожно. Коснулась его плеча… меня не укусили. На меня не зарычали!

— Май, — шепнула я и взглядом указала на малышню.

Сама чуть отодвинулась и обернулась к кочегару. Сколько можно игнорировать его, он же так старается не сбежать из кровожадного общества.

— Я знала, что меня похитят. Ну, вы уже поняли. Я хотела понять, кто в их шайке главный. У предков мой план назывался ловлей на живца. Но вот беда… ловить меня стало некому. И куда меня хотели отвезти, тоже непонятно.

— Почему ж? — удивился кочегар. Подвинул ближе лист железа, сместил жаровню к борту. Угли уже разгорелись и переливались рыжим, синим, лиловым… — Без меня расход топлива не учесть. Вот меня и спросили. Велели считать до Самаха. В низовьях течения сложные, река в десятки рукавов, я пояснил и сказал, запас мал, пополнить бы его в Корневом Логу. Они и выпалили сгоряча про третий левый рукав и Лунью стрелку. Скальная бухта так зовется, особенное место. В прилив на полной луне оттуда есть выход в море.

— Ага, — вякнула я.

Сказанное следовало обдумать. Алекс занялся. А я… даже не пыталась. Мне хорошо.

Май разделывает тушу непутево по меркам людей. Без ножа. Без системы. Он нагибается, смотрит в упор на щенка, склоняет голову набок… Я знаю, так он делает, когда особенно внимателен. Щенок не ноет, не рычит. Но Май вдруг отворачивается и принимается пальцами рвать тушу. Не рвать даже… Плоская ладонь ныряет под шкуру туши, иногда неглубоко, а иногда по локоть, по плечо. Рука резко дергается, тянет… Добывает некрупный кусок, на один глоток щенку. Сперва Май снимал для малышки хрящи с костей, в основном с ребер. После добывал жилы, пучками. Теперь отщипывает печень. Всё это он скармливает с ладони. Малышка глотает, облизывается, затем блаженно-сыто сопит — в это время Май отделяет от туши куски для жарки и копчения, складывает их на железную пластину и, заполнив, двигает её к дяде Диме…

У борта, в сторонке, свернулся под курткой мальчик. Глаза сонные, то закрываются, то открываются. Ему не страшно. Это что, почти настоящее доверие?

Странная ночь. Все, кто сейчас на палубе, видят в Мае человека и не задают себе и другим «умных» вопросов. Мы замечательно первобытные. Мясо, костер и безопасность. Что еще надо? А ведь ничего. Почти.