Непрекрасная Элена

Площадь озерного зеркала огромна, весной и осенью при сезонном волнении там бушуют нешуточные штормы. Острова в указанные периоды года полностью отрезаны от мира. Циклическая изоляция и общая труднодоступность позволили островам занимать особое место в современном мире. Там имеется постоянное население. Жизнь устроена по типу городов, но без всеобъемлющего страха перед дикой природой и без острой формы иллюзий и заблуждений, которые насаждаются в крупных городах, окруженных солидными стенами и имеющих значительное постоянное население.

Поселений, аналогичных указанному островному, на просторах бывшей Евразии сейчас до полусотни. Единого центра управления у них нет. Но имеется общий законодательный базис, простой и четко сформулированный:

— доступ в города Клуба открыт для всех людей поезда, но это доступ во внешний периметр, на склады и в так называемые гостевые дома;

— внешний периметр является постоянно действующей карантинной зоной;

— второй контур, на сленге Клуба именуемый «кубрик», безусловно открыт для членов экипажей, но не для пассажиров, независимо от статуса последних в их родных городах и в поезде;

— третий контур — «рубка» — доступен строго для капитанов, лоцманов, связистов и механиков. Также он открыт для тех, кто обучается и стажируется в указанных специальностях после получения трех капитанских рекомендаций и собеседования с береговыми службами соответствующего поселения;

— полностью закрытый для гостей контур — «база» — это сердце любого поселения. Там живут семьи некоторых членов клуба, поставщики продовольствия, хранители архивов, механики и инженеры ремонтных мастерских, картографы. В последние полвека на базах стали снова, после долгого перерыва, селиться и вышедшие в отставку экипажи. Прежде люди старались вернуться в родные города, но укрупнение альянсов типа Оссы и их желание снизить уровень автономности Клуба влияет на ситуацию.

В первый век своего существования капитанский клуб был хаотичной и малопонятной мне формой выживания. Собственно, на тот момент он не имел единых целей или отшлифованного базиса законов. Выжившие специалисты, их дети и ученики пытались сберечь самоуважение, профессию, знания, свободу… Мне сложно сформулировать весь спектр их надежд, обид и амбиций. Тогда еще казалось, что прежний уклад жизни восстановится. Что понятие «торговые пути» останется актуально. Что культурный обмен и просто общение — это базовая потребность социума.

Но время внесло свои коррективы. Население городов невелико и замкнуто в себе. Интеграции городов с сообществами вне стен не происходит. Сумма предрассудков и сознательно создаваемых ложных слухов приводит к росту высоты стен и, соответственно, страхов перед дикостью.

Капитанский клуб сейчас под угрозой, в общем-то как и малые города, обучающие врачей: эти сообщества узкой специализации нуждаются в том, чтобы служить более обширному и открытому обществу и получать ответную заботу и поддержку. Но «большое» общество не сформировано и, кажется, даже не формируется.

Пещерный город. Хоровод теней

Каменистая тропа тонула в ночи, лишь верхушка холма, куда она взбиралась, еще грелась в закате. Выше в позднем трепетном свете горячо полыхала осень горных склонов, вершины светились, как угли костра… Струйками темных дымков уносились на юг облака — их сдувал к морю верховой ветер. Низинный же ветер словно бы умер.

Ночь овладевала миром тихо и коварно. Застила взгляд туманом — сизым, плотным. Удобным: хотелось сморгнуть, зажмуриться. И — не видеть… Не думать. Не ощущать ночь в себе.

Атаман Сим спешил вверх по тропе, тонущая в ночи душа боролась, свет ей требовался — как воздух телу… Сим жаждал продлить день, хотя знал, это слабость и самообман. Грядет не просто ночь, время меж закатом и рассветом, но нечто большее — Ночь, пора тьмы. Первый её знак — вот он, венчает холм явленной руной смерти: Ганс Штейн на огромном скакуне, сажево-черный на фоне заката. Жуткий и величественный.

— Смерть… чему-то конец и чему-то начало, — вполголоса припомнил Сим. — Так сказал Старик.

— Ваш учитель особенный человек, — задумался дед Пётра.

Учитель Эли, теперь наставляющий Арину, предпочитал называться коротким прозвищем, а вовсе не урожденным полным именем, хотя Сим выучился без запинки выговаривать «Пётр Лукич». С первого взгляда атаман рассмотрел в городском лекаре сходство со Стариком, причем не малоценное внешнее, а настоящее. В таком-то возрасте, по осени, без оглядки и сожаления — покинуть город? Позволить валгам наматывать себе хвост на голову и рычать в ухо. Здороваться с «дикарями» за руку и дышать одним воздухом, есть одну пищу… Сим много раз видел, как велики страхи горожан перед внешним миром. Отчасти, с помощью Алекса, он осознал обоснованность таких страхов. Сим понимал, что привычки и правила Пуша для старого человека не одежда и не кожа — они скелет миропорядка. И всё же деда Пётра без колебаний сломал этот уродливый «скелет» и собрал его заново, исправил. Значит, он настоящий лекарь. Тот, кто понимает боль души…