Непрекрасная Элена

Щенок — девочка. Бесхвостая девочка с очень сильным и сложным голосом. Масть — рыжая, пятна по шкуре темные, узор смутно знакомый. Десять лет назад в стае степи пропала малышка. После этого ведьмы научились приманивать щенков и ссорить людей с валгами. Наверное, Кузя попался именно так… Есть ли правда в том, что я пытаюсь додумать, связать из обрывков сведений? Алекс молчит. Он сразу понял то, что я не желаю понимать. Он теперь занят, перепроверяет данные о перемещениях малых групп людей — за все десять последних лет!

А я сижу, мне тошно. Что бы я ни говорила, малышня и ухом не ведет. Нет мне веры, не мамка я… рычат в два горла, стоит шевельнуться.

— За последние два часа ни разу не укусили до крови, — утешил Алекс. — Не жди дружбы в первый же день. Ты торопишься. Я нашел интересный символ для данной пары. Уроборос — змей, кусающий собственный хвост. Эти два создания закольцованы в замкнутую систему.

— Ты б еще похлеще завернул, — буркнула я, оживляясь. Алекс в целом прав, малышне надо выбрать имена. И он постарался. Представляю, чего ему стоило, с его-то наименованиями для кораблей! — Уроборос звучит хорошо для… книг и вообще науки. Красивый символ, правда. Но звать их вживую надо как-то попроще.

Я легла на спину и уставилась в небо. Смеркается. Звезды огромные, пока что бледные и еще — лохматые: над рекой туман. Пахнет осенью. Тины мало, свежести вдоволь.

— Будем ловить на мясо, — сообщила я звездам. — И только попробуйте украсть мое ведро!

С двумя загадочными ключами, которые ни к чему не подходят, я сходила в свою камеру. Вернулась с цепью и замком — один ключ сгодился. Теперь стало возможно пристегнуть ведро, чтобы опустить за борт. Может, цепь там, в воде, сразу не перекусят?

Ведро плюхнуло в реку, рыбалка началась. Сижу у борта, смотрю, как луна выползает из кустов — тонко прищуренная, неискренняя. Еле тлеет. В тумане она красноватая, будто припухшая. На воду льет масло бликов, густое и ложное. Я устала. Я не вижу хорошего… И это никуда не годится.

Рывок! Цепь побежала, сдирая кожу и проскальзывая… Я едва успела закричать и вцепиться. Намотала короткий хвост звеньев на ладонь и стала тянуть на себя ужин, который пока думает, что это я его кормлю.

Ведро рывками поднималось вдоль борта, и из него дважды плюхало — кто-то, разочарованный в моей фальшивой доброте, спасался. Я злилась и спешила: неужели тяну впустую? Наконец, я схватила ведро! С размаху его перевернула… На палубу шмякнулось что-то бесформенное, шевелящееся и шипящее.

В жизни своей так не орала! До сего вечера не могла понять, отчего другие с перепуга орут, топчутся на месте? Глупо смотрится, глупо и жалко. Алекс бы сказал — неэффективно: к спасению подобная тактика не приводит.

— А-аа, — я тихонько выдохнула остатки паники и качнулась назад, совсем без сил.

Меня поймали и усадили. Я не удивилась. Я этого весь день ждала, как очнулась, так сразу и… нет, не так: я хотела этого еще в коме. Может, я ради такого момента и очнулась. Ну, если честно.

Получив загаданное, я зажмурилась, чтобы полнее запомнить.

— Май, — без сомнений, сейчас у меня на роже красуется сама глупая и счастливая улыбка их всех возможных. — Май… я не звала. На меня никто не нападает. Это я тут… гм, как бы… ловлю рыбу.

Думаю, в мире ровно один человек способен безмятежно выслушать настолько вздорное объяснение. И он как раз обнимает меня за плечи.

— Май…

Рядом закашляли и засипели. Пришлось открыть глаза и протрезветь. Зрелище того стоило: мальчик скорчился у борта, накрывшись курткой. Из-под неё дикий малыш впервые решился взглянуть на меня прямо и внимательно, он даже обеими руками разгреб косматое безобразие на голове. Он смотрел — и часто кашлял. Его сгибало к палубе, он отталкивался левой рукой и снова смотрел… Не знаю, в какой момент я поверила, что он смеётся. При кривом оскале вместо улыбки, при подергивающейся щеке… Он — смеялся! А рядом щенок пялился на приятеля бельмами и улыбался во всю пасть, вывесив язык. Поскуливал в такт.

— На охоту, — решительно сообщил Май.

Еще мгновение его руки ощущались на плечах, затем поддержка плавно иссякла. Я успела опереться о палубу. Осторожно отодвинулась и искоса, чтобы опять не закричать, глянула на то, что шмякнулось из ведра.

В середине лужи валялся пожеванный и размокший кусок наживки, а вернее остатки от него. Вокруг свернулся ком гнилой травы. Мясо удерживал мертвой хваткой некрупный ползучий гад, смутно напоминающий рака с картинки предков. В траве запутался то ли ужак, то ли водяной змей. Черный, глянцевый и — так мне показалось в первый миг, вот я и заорала — трехголовый!

Смотрю снова, без нервов. Голов — две. Им соответствуют два хвоста. Как сказал бы Алекс, факт аномальной мутации не подтверждён.