Нестор-летописец

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного раба. Отче Феодосий и вы, братия, простите меня Христа ради. Сам себя изверг из Божьей обители, сам себя и возвращаю в братние объятия ваши. Примите, не отвергните!

Ударив лбом в снег, он пошел на коленях к игумену. Малого не дойдя, упал ниц. Феодосий не двигался. Монахи ждали.

Михаля сотрясли рыдания. Уткнувшись лицом в дорожку, он вздрагивал спиной и зажимал в кулаках снег.

– Прости, отче! Изболелась душа моя и не знает, где лучше ей. Господи, – возопил он, – в руки Твои предаю дух мой!

Михаль каялся так пронзительно и горестно, что у некоторых монахов лица стали мокрыми от слез.

Феодосий упал на колени рядом, поднял его и обнял.

– Живи в монастыре, как и прежде жил, – утешая, сказал он. – А мы все за тебя, брат, молимся.

Держась друг за друга, они встали. Михаль трясся уже не от рыданий, а от холода.

– Отче… – Он снял с шеи суму и порылся в ней. – Вот.

Михаль протянул Феодосию пригоршню серебряных монет.

– Что это? – игумен, только что ласковый, сдвинул брови.

– Все, что я заработал швейным рукодельем.

– Брат Федор, – позвал Феодосий келаря, – возьми это серебро и брось его в выгребную яму.

Рука Михаля дернулась, но пальцы не сжались в кулак. Келарь забрал монеты и пошел выполнять повеление.

– На них можно купить снедь для братии или что другое нужное, – пробормотал Михаль.

– Ты заработал их без благословения, – молвил Феодосий. – Это серебро – плод ослушания. А всякий гнилой плод выбрасывают.

Михаль повесил голову.

– Не печалься, брат, – сказал игумен, опять став радушным. – Нынче у нас праздник.

– Какой праздник, отче? – спросили удивленные иноки.

– Возвращение блудного сына, – весело ответил Феодосий и окликнул подошедшего эконома: – Брат Анастас! Поскреби по сусекам, порадуй нас сегодня свежим хлебом и медом!

Ключник развел руками.

– Да уж все выскреб, отче! Вот столько на завтра осталось. – Он сложил две горсти. – И полстолько на послезавтра.

– Быть того не может, – не поверил Феодосий. – Иди посмотри получше. Верно, ты не в тот сусек заглядывал.

– Да как же не в тот! – упрямился эконом.

– Будь крепок в вере, брат Анастас, и не отчаивайся, – настаивал игумен. –  Сказал же я тебе: иди и молись Богу. Так и обрящешь потребное.

Дивясь Феодосьевым речам, эконом отправился к житному амбару.

Некое время спустя по обители разнесся слух: брат Анастас по слову игумена обрел чудо. Прежде пустой сусек был полон свежей пшеничной муки, аж переваливавшей через край. Больше всех радовался этому Михаль, ставший причиной праздника и сытости в монастыре.

10.

Княжий двор в Берестовом устроился при великом князе Владимире Крестителе. Там, в своих хоромах, он и закрыл навеки глаза. При князе Ярославе терем перестроили и разузорили, поновили церковь Святых Апостолов. В этом храме каган заприметил и особо выделил здешнего священника, вдумчивого и красноречивого Илариона. Перевел его в Киев, поближе к себе, а там наперекор и назло грекам поставил митрополитом Руси.

Князь Изяслав Ярославич в Берестовое наезжал изредка. Бывал  здесь по пути в Печерский монастырь или на апостольский праздник, когда в тутошнем храме служил архиерейскую службу митрополит Георгий.

Занявший его стол полоцкий Всеслав Берестовое вовсе не жаловал вниманием. Лишь в самом начале своего стольного киевского сидения прислал сюда собственного управителя, огнищного тиуна, но даже доходами от села не интересовался.

Княжий огнищанин зажил в Берестовом на широкую ногу. Смердов обдирал до нитки, налагая на них за что ни попадя многоразличные виры. Сам и судил смердьи дела, разжаловав прежнего княжого ябетника до простого кметя. Ездил на ловы с отроками в Кловский лес. Устраивал состязания дружины в стрельбе, метании сулиц и кулачном бою. Завел собственных песельников, скоморохов и кукольщиков, которым сам придумывал игралища.

Словом, жилось огнищанину в тихих загородных хоромах, по всему видать, скучно и требовалось занимать себя на всякий день разнообразными делами.

Звали его Гавша. Правда, теперь для важности он требовал присовокуплять к имени отчее прозвание – Иванич.

…Стол в княжьей палате ломился от яств. Нынче к обеду подали лебяжьи потроха, жареных тетеревов, поросят на вертелах, заячьи пупки в горшке и заливную зайчатину, лососьи и стерляжьи спинки, щуку на пару, осетровую уху, говяжьи языки, гусиные желудки, начиненные кашей с салом, пироги с грибами, с сигом и с яблоками, творожные блины, малиновый морс, квас на смородиновом листе, яблочную пастилу, груши в патоке, ставленые меды.