Неудачная шутка (СИ)

- Предположим, - ядовито признал он. - И почему ты такой слабак, Нэпьер? Загребаешь жар чужими руками? Хотел, чтобы они сломали меня? Может, еще расскажешь мне, каким я должен быть? Что делать? Завидев твой наточенный на мой город нож, я бегу к тебе, вывалив язык - чего ты еще хочешь? Не стоит тебе кичиться этим, ничего особенного. Ну что, ловил на живца, клоун? Использовал меня?

Но все это были недостойные глупости.

Он не ждал ответа, но Джокер вдруг скривился, словно от боли.

- Ловил, - признал он, ощупывая свою распухшую переносицу, и попытался встать: снова трусливо сбегал, разочарованный - все обстояло с “они” и “он” ровным счетом наоборот. - Использовал тебя. Но клева не было. Ничего не поймал.

Брюс, разъяренный нелогичной после навязываемого цирка попыткой побега, клацнул с усилием захлопнутой злобой челюстью и повалил его под себя, с наслаждением и со всей силы впиваясь пресловутым французским крюком в бедро под фиолетовой тканью.

- Ты ведь этого хочешь, да? - зашептал он, захлебываясь черной радостью владения. - Вот так, Джокер, во-от так ломаются герои. Не понимаю только, как ты можешь быть так глуп, чтобы…

- Не так, - злобно проныл придурок, начисто игнорируя боль, словно был не способен ощутить ее в полной мере. - Не так ломаются. Не знаю как, но не так, Брюс.

Он замолк на полуслове - скользкие губы, в мясо растресканные ледяным ветром и неловким розовым языком, прижались к уголку губ Брюса, вызывая почти ранение, почти страдание: глупое животное.

Обладая обширным опытом в расшифровке жестов этого безнадежного психа, тот прекрасно знал, что это: очередная фальшивая попытка зачем-то его размягчить - почти сакральное касание, использованное так лживо… Однажды и он сам поступил так, растерявшись в глубинах Айсберга, и знал теперь, как это глупо - обманут лишь обманщик. Разумеется, он ему не ответил. Но он хотел? О, он хотел этого больше, чем когда-либо.

Однажды свергнуть, переломить: увидеть падение этого человека первым и единственным.

- Ты не понимаешь, с кем связался, - зашептал он вместо поцелуя в кривой рот. - Тут кто-то, может, и готов сломаться, но ты ведь знаешь, что это не я.

- В этом-то и смысл, - вдруг совершенно спокойно просипел Джокер, прикрывая глаза рукой от привидевшегося ему южного солнца. - Мне хочется этого, а я всегда следую только за своими желаниями. Когда ничего не остается, не очень-то знаешь, куда идти. Зачем тебе поднимать себя из той дыры, в которой рухнул, не знаешь.

У пястной кости нелепо использованной в качестве занавеса руки все еще белела памятная перевязь.

- Давишь на жалость, трикси? - рассвирепел Брюс, привставая, и собирая безвольное злодейское тело в подобие человеческой позы, следом вспыхивая и ужасаясь себе, как и многие дни прежде: этот мужчина, ему-подобный, не марионетка, не объект, не вожделенная игрушка. - Просто ты дефективный, и ты это сам знаешь - странно, странно… Где ты получил в свое лисье лицо? - вдруг спросил он, повинуясь порыву. - Кто намял тебе бока, Джо-кер? Нашел себе нового героя, которого можно изводить?

- Я тебя не слушаю. Но представь: Бэтмен, содержащий Джокера, - продолжил чертов клоун вдруг таким медовым тоном, чтобы стало ясно, что он снова готов обмануть. - Но я не могу наполнить тебя. Ты все обращаешь во что-то совершенно иное, становишься еще чище…

Это безвольная подсказка была слишком жалкой.

- Я мыслю похожими категориями, - неожиданно даже для себя признался Брюс, твердея, и вдохновенно набрал в легкие побольше воздуха, жарко прижимаясь к тощему телу плотнее, чтобы провести самовольную инвентаризацию - пальто исчезло, исчезли пиджак, глупый галстук, обувь; ребра все так же выступают, облеченные в мышечную броню гимнаста, бугрятся шрамы, течет слюна - оглядывая темноту, тщательно прогладил костистую плюсну стопы, граненую голень - так, словно ласкал продажную женщину, благосклонно рассказывая о щедрости своего до поры равнодушного тела; нагло, самодовольно облапал клоунский пах, подцепляя ногтями нитяную строчку ширинки; растер твердые бедра, плоский живот, хрупкую шею…

Луна снова куда-то отлучилась, в почти полном мраке убежища на него уставились злые темные глаза, и он вдруг порадовался, что зрение успело адаптироваться к темноте к этому моменту - это было красиво, у него так мало приятного в жизни…

Способность ценить такие малости, обнаруженная им в себе в последнее время, неизменно удивляла его.

- Ты придурок, Уэйн, - зашептал Джокер, недовольно, почти печально скалясь. - Совсем… Свихнулся, совсем. Ты просто наживка, знай свое место, просто разменная…

Продолжить ему не дал влажный язык, лизнувший его в губы.

- И так ты пытаешься сказать, что ты тоже размениваешься? Ты ведь заслуживаешь этого, красавчик, - отрезал Брюс, поглаживая его больную руку. - Менял бинты? Покажи.

У его подбородка щелкнули хищные зубы, уподобляя больного глупому зверю, не желающему показывать человеку свое ранение, и он рассмеялся.

Прозвучало зло.