Джокер прищурился, заметно обезоруженный неверным смехом - все темные планы, все острые мысли - все померкло: в висках застучала боль желания, жажда понимания.
- Убери руку, не веди себя, как шлюха… - тем не менее тускло засипел он, и досадливо утерся рукавом, почти обиженно удаляя обманчивую влагу чужой слюны: краткое успокоение, холодная ладонь, уложенная на горячий от болезни лоб, зыбкая иллюзия, антидот, неверный паллиатив…
Он совершенно серьезно рассчитывал на драку, даже на поединок, хотя бы на безобразную сцену, подобную странным поминкам Джилл, безумно позабыв, что происходит, если сложить вместе Бэтмена, Джокера и укромный темный угол.
Конечно же, он не менял перевязку - просто напрочь забыл про нее.
- Джокер! - радостно оскалился Брюс, разъяренный его помощью, его нежданной податливостью, его серьезностью. - Не хами. Следи за собой, хоть немного скрывай, до какой степени тебе нравится наблюдать, как я мечтаю вцепиться в твое лживое горло… Проклятье, тебе ведь только это и нужно! - вдруг понял он, пораженный. - Ты ведь этого хочешь: чтобы я прыгал вокруг тебя, как злая собачонка! И больше ничего, совершенно ничего.
Он совершенно позабыл о твердом намерении придушить свое влечение к Джеку, к самой концепции их ночных столкновений, будь обмен ударами или поцелуями.
- Это я-то хамлю? - возмутился злодей, игнорируя не самую сенсационную, но совершенно точную догадку, но геройские пальцы, до этого только восхитительно придавливающие дугу возбуждения через ткань, задвигались, быстрые, высекая из него пораженное, частое дыхание. - О, черт… Черт, Бэт, убери, или я за себя не ручаюсь. Ты же знаешь теперь, что не ручаюсь… И почему тебя так волнуют мои желания?
Руку Брюс, конечно, не убрал - наоборот, ожидаемо оценил чужое возбуждение гибкой семеркой по десятибалльной шкале, и пустился в поиски высших значений.
Плечи соприкоснулись, ярко пробуждая память - но теперь животный нерв похоти был уничтожен единственным себе достойным соперником - злобой, горящей в прежде праведной груди - и Джокер начал стремительно мрачнеть.
- Не дергайся, - зашептал несдержанный Бэтмен, растирая правый шрам губами после каждого слова, нащупывая в грубой ласке жалкое горло. - Это просто глупо. Ты провоцировал меня, теперь я провоцирую тебя - все честно. Расскажи мне, что ты чувствуешь, когда я ласкаю тебя? Омерзение? Гадливость? Я недавно понял, что знаю это. Когда я касаюсь тебя, когда мы притворяемся, что пытаемся побороть друг друга без нижнего белья… Тогда тебя передергивает, и это не имеет ничего общего с возбуждением.
Злобно дыша, распустил зеленые волосы, неосознанно стремясь сделать подвластное себе тело как можно более привычным - глупые шутовские одежды, до поры неопознанное чистое бритье ножом, сейчас непривычно неаккуратное, не в полной мере уцелевшие, но стабильно ухоженные ногти на длинных пальцах, ужасная Улыбка: все, как всегда, все, как и прежде.
Это устремление тела, импульс к владению - логичное продолжение агрессии - опечалили его самого, но он знал, что за каждое преступление положено наказание, и Джокер первый осудил бы его за мягкость - вот он и твердел послушно.
- О да, Бэтс, еще как глупо! - подтвердил адепт хаоса, прищуриваясь.
За горло его ухватила отчаянная рука.
- Джокер, - прогремел суровый, самоуправный герой, крепко удерживая нервный кадык. - Тебя от меня тошнит? Я противен тебе? Джек, я тебе противен?
- Нет, - прохрипел Джокер сдавленным горлом. - Противен? Что? Нет. Не так.
- Отлично, тебе не придется терпеть, - Брюс, расплавленный почти до плазмы, прекратил бессмысленный диалог, ухватился за его воротник, дернул на себя, впечатывая носом в свой живот, приятно чувствуя горловые вибрации воспаленного, возмущенного дыхания; похлопал по худым лопаткам снисходительно и вызывающе. - Не понадобится терпеть, когда я возьму свое. Мне кое-что причитается, согласен? Согласен. Ты всегда за, когда что-то рушится, верно? А я ведь был серьезен. Не потому, что я пытаюсь сохранить порядок. Не поэтому. Не потому, что ты меня провоцируешь: это мой выбор, только мой.
Зипнула молния на брюках, и он, тайно вздыхая, тяжело вывалил готовый стояк из белья, подался вперед, направляя больную голову так, чтобы уткнуться головкой в искривленные больше обычного губы.
Рот не раскрылся - искомая влажная теснота осталась недоступна.
- Давай же, Джек. Давай. Кто хороший мальчик? Хватит обсчитывать меня. Давай. Ты же тоже хочешь этого. Не знаю, как именно хочешь, для чего тебе это, но я могу тебе это предоставить в полном объеме. Давай, - зашептал он яростно, не встречая ни отклика, ни сопротивления, и протяжно, с нажимом провел членом в сторону, только еле удерживаясь от резкого тычка к зубам, взамен представляя себе, как невидимый, скользкий след предсемени накладывается на трещины от ледяного ветра, краешек коллоидного рубца, потемневший, теплый, сочащийся слюной уголок желанных губ, на ужасное рванье левого шрама…