Тяжелая атмосфера невзгоды наполнила странный приют, и Джокер имел честь видеть, как гордый и сильный человек невозмутимо опускается на дешевый матрас в грязной дыре, опирается совершенной спиной в штучном шелку на пыльную, заскорузлую, царапистую от облезающей краски стену: принимает его недостойную руку.
Невозможный человек, удивительный, непознаваемый, надежда, и никакого выхода. Исчеркать, отравить своей радиацией, вызвать необратимые изменения, спустить с небес на землю - и Джек Нэпьер, мразь и ублюдок, почти испугался своего существования, с которым у него и без того были сложные отношения.
Он щелкнул выключателем, окончательно лишая комнату освещения, и Брюс закрыл глаза, уныло наблюдая, как тают желтые световые пятна на внутренних сторонах век.
На открытые участки кожи опустилась промозглая, влажная тишина не-жилища, в горле жгло от ледяного ветра, и за окнами ночь не издавала ни звука - ни шорохов шоссе, ни птиц, ни шелеста веток не отзывалось в сердцевине осени: тоска.
Не надо было ехать сюда, стоило остаться, и посмотреть, что затеял тот, кто тоже готов был перехватить его у управления - его появление было очевидно.
И тогда он не смог бы защитить Альфреда.
Шуршание одежды вспыхнуло и сразу же потухло, и Джокер вдруг опустился рядом.
- Дж… - вопросительно начал Брюс, но его перебил издевательский шипящий смех, непривычно тихий.
- Ты же не хочешь замучать своего старика? - веско выдал самодовольный клоун, изнывая в собственном вакууме: у него было столько дел, а он сожалел только о неудаче с приручением героя, а попытавшись владеть, оказался угодливым прислужником. - Вот и не шуми.
Удивленный собственной гримасой Брюс заткнулся, спохватившись, только помрачнел еще больше, хотя в темноте, скрывающей все лишнее, существовали только звуки, и никто не мог видеть его лица - кто знает, может выражение, исказившее его, удивило бы его самого?
- Брюс, - снова позвал его невозможный союзник, и длинные пальцы застыли на его плече в опасной пародии на покровительственный жест.
- Чего тебе? - терпеливо процедил он, вяло размышляя, через какое время сорвется и потопит себя.
Но ему и правда было жалко ублюдка.
- Отсутствие Бэтмена меня и правда не устроит, - не смутился витающего в воздухе презрения Джокер. - Это самое занятное существо в этой унылой стране.
Усталый герой, весьма противоречивый в своих духовных поисках истины и гармонии, привычно стиснул зубы, захватывая неожиданно горячие клоунские пальцы в свою ледяную горсть.
- Я прекрасно знаю твою настоящую пасть, коллега, - почти пожаловался он, с разлету выбрасывая ненужную руку. - Мог бы и не говорить.
Чудовище разочарованно захлюпало слюной.
- Не хочешь поговорить о всей этой шумихе вокруг тебя, мм? - со странным холодком поинтересовалось оно.
- Нет.
- Даже если я был в сердце этого не самого, надо признать, эффектного представления?
- Не хочу.
- Как ты вообще так попал, ты же летучий? Неужели жизнь сраного копа стоила того, чтобы не удрать на тросе? Она была бы не на твоей совести. Знаю, ты боишься этой своей совести… Видишь, как я осведомлен, Бэтмен, занятно, правда?
- Иди к черту, Джокер.
Темнота рассеивалась, подчиняясь привычке глаза.
Изнывающий от очевидности своего поражения Джокер закрыл глаза, вытянул свои шикарные ноги, закованные в фиолетовую шерсть - надменному герою пришлось по душе это неожиданное представление - и затих.
- Ты вроде куда-то собирался? - хрипло спросил Брюс, пытаясь унять неприятное отвращение к этому человеку: оно было щедро намешано с чем-то мелким, гранулированным, и перед необходимостью разбираться в этом объеме он откровенно пасовал.
- Уже нет, - ровно отмахнулся Джокер, но левый шрам, едва, но видимый во тьме на белом полотне его кожи, искривился слишком сильно, словно неровный, кривой шов, пересекающий туго натянутую ткань. - Пришел под бочок. Если придушу тебя во сне, уж извини. Предпочитаю вызывать страх, а не ассоциации с народным творчеством.
Брюс изобразил величественное спокойствие, обмякая под гнетом отвращения, зовущего его наделать глупостей.
От психа тонко шел коктейль его существования: травяной запах мыла почти потерялся в запахе пота и пыли, но он был, и был слабо разбавлен мускусом. Сгорбленные плечи безуспешно пытались скрыть неуверенность, но она была так мощна, что это было просто смешно; белые руки свело птичьей судорогой.
Молчать и быть спокойным рядом с этим жутким бураном было странно, но выходило ловить даже тонкости - от него исходили и все те же шорохи ткани и растворенные в темноте тени укрытой тучами луны; волны простудного жара - невеликое, но влекущее тепло тела.
- Почему? - придавленно спросил Джокер наконец, лихо затевая старые разборки. - Почему ты такой прочный? Меня это жутко злит. Но я еще не сдался. Не сда-ался, слышишь. Думаешь, я слабак?
Измученный самим собой Брюс охотно откликнулся.